– Вы ведь никуда не собираетесь уезжать из города в ближайшее время?

– Кажется, нет.

– Хорошо. Мы к вам обратимся, если у нас возникнут еще вопросы? Не будете возражать? – со смирением буддийского монаха спросил Пикачу.

– Конечно, конечно. В любое время.

– Вы не дадите свой рабочий телефон?

– Можно подумать, вы его не знаете.

– И все-таки…

– Хорошо.

Я продиктовал номер. Рейчу, выхватив блокнот, записал его с совершенно невозмутимым видом. Парни были неплохими лицедеями. Впрочем, в их работе это необходимо.

– Что ж, – сказал Пикачу. – Спокойной вам ночи. Спасибо, что уделили нам время.

Он произнес это так, словно прощался с лучшим другом.

Покемоны повернулись, чтобы уйти. Я потянул на себя дверь, с трудом подавив вздох облегчения. В последний момент Рейчу вдруг развернулся и вставил носок ботинка в щель. Трюк, который я видел в кино раз сто. Своей эффективности он от этого не потерял.

– Мы тебя достанем, засранец, – тихо сказал он. И убрал ногу.

Я захлопнул дверь. Мне вспомнился разговор с Ямадой. Вернее, тот резкий переход от вежливого давления к откровенной грубой угрозе. Очень похоже.

И неожиданно. Даже от полицейского. Конечно, ожидать от этих ребят исключительной вежливости не стоит. Но немотивированная грубость… Это чересчур. Даже для них.

Я вернулся на кухню. Постоял немного перед открытым холодильником. Потом захлопнул его. Аппетит ушел вместе с покемонами.

От нечего делать я отправился в комнату и включил телевизор. Странно. Никаких убийств в новостях. Я пощелкал пультом. По одному из каналов показывали документальный фильм про отряд 731. Врачи-убийцы времен последней войны. Опыты над людьми и все такое. Через пятнадцать минут рассказов о вскрытии живых людей меня замутило, и телевизор пришлось выключить.

В истории каждой страны был такой отряд. И каждая страна теперь клеймит позором тех, кого раньше награждала. Интересно, почему? Что изменилось? Мораль? Или то, что морально в условиях войны, аморально теперь, в мирное время? А случись война сейчас? Стали бы опять создавать подобные отряды? Наверное, стали бы. И через пятьдесят лет снова отреклись бы. Человеческая нравственность – величайший конформист.

От философствования меня отвлек телефон. Это была Вик. Иногда мне казалось, что она следит за мной. Как только случалось что-нибудь такое, о чем можно было ей рассказать, звонил телефон, и в трубке звучало ее вялое «привет». Будто скрытые камеры в моей квартире установила …

– Привет, – сказала она. – Чем занимаешься?

– Да так, ничем особенным. Думаю о том, что человек гуманен лишь тогда, когда обстоятельства это позволяют. Вернее, когда обстоятельства не позволяют ему быть негуманным.

– Интересно?

– Что?

– Думать об этой чепухе. Интересно?

– Интереснее, чем вспоминать про визит покемонов.

– Кого?

– Извини. Ко мне только что приходили полицейские. Двое. Очень похожие на покемонов.

– А-а-а, – протянула Вик и без тени интереса добавила: – Что сказали?

– Спрашивали, где я был, когда убили тех парней. Как я понял, они нашли тех подростков. Они и рассказали им о машине. А дальше дело техники.

– И что ты им ответил?

– Что приехал туда с проституткой. К ней на квартиру.

– Проститутка – это я?

– Извини. Сказал первое, что пришло в голову. – Мне было чуть неловко. Сначала избить девушку, а потом назвать ее проституткой. Не очень красиво с моей стороны.

– Да ладно. Ерунда. Проститутка, так проститутка. Недалеко от истины…

– Ты о чем?

– Не важно. Надо же как-то зарабатывать на жизнь.

– Ты спишь за деньги?

– Нет. Встречаюсь за деньги… Иногда подрабатываю хостесс. Ну, еще трусики свои продаю. А за деньги не сплю… Что еще говорили?

Что-то подобное я и предполагал. Бурусэра[43]… Как еще может заработать деньги молодая девушка, которая не хочет выходить замуж или делать карьеру? Только так…

– Сказали, что я засранец и что они меня достанут.

– Испугался?

– Честно говоря, нет. Удивился. Знаешь, вчера мне примерно то же самое сказал мой шеф. И приблизительно в таких же выражениях. Странно, да?

– Что собираешься делать? – спросила Вик. Ее мало занимали мои отношения с шефом.

– Не знаю… Спать лягу. Что еще делать?

– Я решила умереть в следующее воскресенье. Так что постарайся до этого времени не угодить в тюрьму. И вообще никуда не исчезай.

Опять она за свое…

– Извини меня за то, что устроил на берегу.

– Да ничего. Лицо уже почти не болит.

– Мне правда жаль. Не знаю, что произошло.

– А что произошло? Сделал то, что хотел. Быть может, впервые в жизни. Жаль, что ты не видел себя в этот момент… Это было круто! Ладно, спи. И подумай, может, все-таки тебе стоит на время исчезнуть из своей квартиры? Пусть ищут… Мяу.

И она дала отбой.

Я же отправился на кухню и приготовил «Джон Коллинз». Джин, лимонный сок, сахарный сироп и содовая. Скромно и со вкусом. Если вовремя пополнять запасы в баре, можно очень неплохо жить.

Честно говоря, я сам поражался своему спокойствию. По идее, я должен был бы сейчас носиться по квартире, как курица с отрезанной головой. Шутка ли – до меня добралась полиция. Пускай не совсем добралась. Но от одного «мы тебя достанем, засранец» вчерашний я пришел бы в ужас. Однако я сегодняшний смешал отличный «Джон Коллинз». Не пролив ни капли. Будто и не полицейские ко мне приходили, а почтальон, который ошибся адресом.

На всякий случай, будто не доверяя собственным ощущениям, я прислушался к себе. Ничего. Ни страха, ни даже волнения. Абсолютно спокойная холодная голова. Как кусок льда.

С одной стороны, это радовало. Я здорово устал бояться и нервничать. С другой – настораживало. Именно так люди и попадают в неприятности. Когда перестают бояться. Но поделать с этим я ничего не мог. Во всяком случае, сейчас.

Обещание Рейчу, обещание Ямады… Все это казалось наивным и смешным. Как кажутся наивными и смешными угрозы главных негодяев в фильмах. Он делает свирепое лицо и произносит страшные клятвы мести, но мы-то знаем, что герой надерет ему задницу. И хмыкаем про себя в темноте зрительного зала. Ну-ну, посмотрим, что ты скажешь, когда славный парень сбросит тебя с крыши небоскреба.