– Ничего страшного, милая, зато охота на куропаток началась! – улыбаясь, сообщил ей незнакомец. – У тебя замечательная упругая грудка! Я хочу познакомиться с ее родной сестренкой!

Оказывается, пока Жаккетта, надрываясь, добросовестно тащила незнакомца наверх, его левая рука, поначалу безвольно лежавшая на ее плече, чуть продвинулась и удобно угнездилась на Жаккеттиной левой груди, вовсю ее исследуя. Жаккетта, полностью занятая подъемом, слишком поздно обнаружила захват.

Не теряя понапрасну времени, оживший незнакомец правой рукой обхватил ее за пышную попку и очень умело переместил девушку в горизонтальное положение. С ловкостью незаурядного бабника он моментально высвободил обе девичьи груди из матерчатых оков платья.

Опрокинутая, как майский жук, лапками кверху, Жаккетта отчаянно жалела, что хлыстом нельзя отходить благородного человека. И что ее новая красивая (казенная!) юбка будет испорчена липкой грязью с костюма незнакомца.

На ее относительное счастье, незнакомец не любил делать дел наполовину, и очень скоро вся одежда Жаккетгы, как и костюм всадника, лежала в сторонке.

Почувствовав даже что-то вроде благодарности за такую предупредительность, Жаккетта уже с меньшим возмущением наблюдала, как розовая вишенка ее правой груди исчезает во рту незнакомца, атакуемая его вибрирующим языком.

Над колыхающейся на медвежьей шкуре парочкой святая Агнесса безнадежно махала белым флагом.

К безмерной радости Жанны, сан-гуверы герцога Барруа смогли исправить ее непростительный промах относительно паратости. Произошел тот самый случай, о котором упомянул маркиз, перечисляя пороки гончих святого Губерта. След старого оленя, которого гнали с утра, пересекся свежим следом молодого, и гончие дружно двинулись по нему. Все, за исключением равномерно трусивших в арьергарде собак герцога. Те (словно в пику утверждению маркиза) не дали себя провести и упорно продолжали держаться старого следа.

Основная часть охотников унеслась за бретонскими гончими и белыми грефьерами, но опытный в таких делах герцог, всецело доверявший чутью своих собак, спокойно пропустил их всех и насмешливо объяснил Жанне и маркизу:

– Вот чего стоят ваши хваленые носы, да и охотники тоже. Слепому видно, что старый олень прошел здесь! Смотрите, на какой высоте обломаны его рогами ветки на этой тропе, и на какой сшиб их резвый, но низкорослый молодец там, куда умчалась вся эта свора горе-охотников!

– Браво, герцог! – искренне восхитилась захваченная азартом охоты Жанна. – Скорей за ним!

И первая пустила коня по старому следу.

Воодушевленный герцог ринулся вслед за ней.

Маркиз, недоверчиво хмыкавший себе под нос, скептически осмотрел обе тропы, обшарил взглядом стройную фигуру удаляющейся Жанны, мысленно ее раздел и, поправив некрасиво завернувшийся плащ, поскакал вдогонку.

После того как герцог, благодаря чутью и упорству своих собак, к вечеру все-таки загнал и по всем правилам охотничьего искусства заколол старого оленя, он стал героем охоты. И на вечернем пиру в охотничьем домике довольно парил в лучах славы.

Но если охота на оленя завершилась, то на самого герцога она была в самом разгаре!

С одной стороны Жанна мило улыбалась герцогу, направо и налево рассказывая, каким он был героем. С другой стороны баронесса де Круа, на охоте отставшая от всех, бросала на него томные взгляды и восхищенно ахала в драматических местах Жанниного рассказа.

Отдав должное ужину из добытой дичи, охотники и охотницы отдыхали, слушая менестреля (не забывая налегать на вино). Атмосфера в зале становилась все теплее.

За окнами вечерело.

В большом камине пылали поленья, стреляя искрами, и яркое пламя отбрасывало красноватые блики на пол, мебель, лица… Факелов не зажигали и в уютном сумраке зала над пирующими парил чистый звонкий голос, поющий о любви.

Быстро образовывались случайные и неслучайные парочки, совместно исчезавшие в неизвестном направлении. Взгляды баронессы стали уже огненно-страстными и призывали герцога унестись с ней в сладкую голубую даль.

Жанна, стиснув зубы, продолжала мило улыбаться, поскольку приличия не позволяли незамужней девице прибегать к таким же приемам, как вдовой матроне. Тем более что рядом сидел маркиз и, опрокидывая рог за рогом, не хуже баронессы молил глазами Жанну унестись, для разнообразия, в сладкую розовую даль.

Один герцог сидел бодрый как огурчик и нахваливал своих замечательных собак.

– Ах, дорогой герцог! – уже открыто намекала подвыпившая баронесса. – Вы такой бесподобный мужчина! На вашем счету, наверное, бездна сердечных побед! У вас такие обаятельные манеры, что ни одна дама не устоит! – И она игриво коснулась кончиками пальцев его манжета.

– Милая госпожа де Круа. – спокойно отозвался герцог, никак не отреагировавший на ее пассаж. Время моих любовных турниров прошло! Увы… Я уже немощен годами и не могу, как прежде, одерживать победы над прекрасными противницами… теперь, видя красоту и молодость, – он галантно поцеловал сначала ручку Жанне, а затем баронессе, – я чувствую только платоническую радость от созерцания прекрасного и не ощущаю того божественного пыла, который толкал меня на дерзкие подвиги! Еще раз увы…

У Жанны после этих слов внутри все оборвалось.

«Это финал! – пронеслось у нее в голове. – Полный! Такого под венец не затащишь!»

Внезапно почувствовав страшную усталость, она тихо сказала:

– Проводите меня, дорогой герцог, девушке нельзя столь долго задерживаться на пиру, пора на покой.

– Давайте я вас провожу графиня! – встрял уже совсем пьяный маркиз. – Лучшего защитника вам не найти!

– Нет, милый маркиз, только герцог, в силу обстоятельств, о которых он нам рассказал, может, не вызывая пересудов и кривотолков, проводить меня. Если пойдете вы, многими это будет неправильно истолковано. Спокойной ночи, дорогая баронесса, так приятно было провести время в вашем обществе!

И расстроенная Жанна в сопровождении герцога удалилась.

Вернувшись с охоты, Жанна в полном расстройстве чувств заперлась в своих покоях.

Нужно было лечить обветренную, воспалившуюся с непривычки кожу и успокаивать растревоженную душу.

За первое дело взялась Жаккетта. Для начала она сделала госпоже ванну из ромашки, мяты и крапивы. Пока Жанна отмокала в целебной воде, Жаккетта, выстроив перед собой крепостную стену из склянок и водрузив на стол корзину со свежайшими яйцами, еще мрачней, чем обычно, колдовала над снадобьями, которые должны были вернуть коже госпожи былую нежность, а волосам – утраченный блеск.

Жаккетта тоже находилась в препаршивом настроении. После того как святая Агнесса не сумела отстоять ее от посяганий неизвестного шевалье и бесславно сдала вверенную ей цитадель, она, Жаккетта, закончив знакомство с телесными достоинствами незнакомца, пулей вылетела из комнаты, кое-как натянув на ходу платье. Добравшись до покоев дам, Жаккетта просидела там до самого отъезда, боясь даже высунуться за дверь, чтобы не натолкнуться на других любителей охоты на куропаток.