– Еще? – присев, участливо осведомился Прохор.

Здоровяк помотал головой:

– Не надо. Здорово бьешь! Где так наловчился?

А вот эта фраза была произнесена с явным восхищением!

– Нет, право слово, славно ты меня положил! Аж до сих пор в левом ухе звенит и земля перед глазами вертится. – Выбравшись из кустов, здоровяк отряхнулся, одернул кафтан и как ни в чем не бывало улыбнулся Прохору. – Показал бы удар-то, а?

– И за что ты того парнища трепал? – задумчиво поинтересовался тот.

– А, Никешку! – Парень снова улыбнулся. – За дело, вестимо. Не раз уже в церкви примечал: он, гад, украдкою на нашу родовую икону молится, своя-то, видать, не помогает – вся их семейка лентяи да попрошайки, только и знают, что на жизнь жалиться. А чего жалиться-то? Чтоб лучше да веселее жилося, ты возьми да займись каким делом, ведь верно?

– А, пожалуй, верно, – мотнув головой, согласился Прохор. Новый знакомец определенно начал вызывать у него симпатию.

– Вот и я говорю. Предложил тому же Никешке к нам на сукновальню пойти, вальщиком или красилем, – куда там, отказался. Тяжело, говорит. А разве у нас тяжело? Не сами – станки работают, да на водяном колесе, зря, что ли, мельницу на Яузе-реке ставили? – Здоровяк почесал голову. – Может, стоило Никешке иное что предложить? Не чужой ведь, сосед, хоть и молился на чужую икону… Эй, Никешка!

Прохор обернулся, проследив за взглядом парня. Ну да, как же! Будет там Никешка лежать, дожидаться. Давно уже и след простыл.

– Так покажешь удар-то? – обернулся парнище.

Прохор улыбнулся:

– Тебя как звать-то?

– Анемподист. Ондрея Горемыка сын. Про Горемыкины мельницы на Яузе слыхал? Наши! – Анемподист с гордостью выпятил грудь. – Сам Дмитрий-царь нам благоволит, с его милости скоро бумагу делать зачнем – не хуже хранцузской.

– Да ты, видать, богатей, Анемподист!

– Да уж, не бедствуем. Да ты на кафтан-то мой рваненький не гляди, не в кафтане дело… Прямо скажу – не люблю я этого всякого щегольства… А вот удар ты мне все ж покажи – дельный! Ух как в ухе-то звенит славно! Сам-то откель будешь?

– Прохор. Приказной, московский жилец.

– Ну, сегодня жилец, а завтра, Бог даст, и стольником станешь. А то и бери выше – окольничим. А знаешь, что? – Анемподист азартно хватанул шапкой оземь. – Коль не спешишь никуда, айда на Яузу, там сейчас на бережку кулачники собираться зачнут. Славно будет! Там и удар свой покажешь.

– Кулачники? – обрадованно переспросил Прохор. – Эх, давненько я кулаки не тешил. Сам из кулачных, у себя, на посаде Тихвинском, бойцом когда-то был не последним.

– Ну, вот! – Анемподист засмеялся. – Идем же скорей. Славно, что тебя встретил.

– Это еще кто кого встретил, – сворачивая за угол вместе с новым знакомцем, заметил Прохор. – Да, а правду говорят, и из знатных боярских семей на Яузе людишки бывают?

– Из знатных… – Здоровяк хохотнул. – Сам Михаил, князь Скопин-Шуйский частенько приходит. Бьется славно. О, видишь, зуба нет? – Анемподист широко открыл рот. – Пощупай.

– Да вижу.

– Князь Михаил выбил.

Прохор ускорил шаг:

– Вижу, у вас там одно сплошное веселье!

На заливном лугу, что на южном берегу Яузы, уже толкался народ, в основном молодые сильные парни, хотя была и мелкота, и даже девчонки – куда ж без них-то?

– Здоров, Анемподист! Драться будешь?

– А как же! На то и пришел.

– А с тобой кто?

– Приятель.

– Тоже кулачник?

– Да уж.

– Драться будет?

Анемподист скосил глаза:

– Прохор, ты как?

– Конечно подерусь, с удовольствием. Отведу душу. Токмо это… соперника мне подберите побойчее!

– Боишься покалечить?

– Да нет, чтоб интересней было!

Кулачники между тем разбивались на пары. Анемподисту соперник нашелся быстро – кудрявый веселый парень, Ерошка, а вот Прохору пока не везло: никто что-то не хотел связываться с незнакомцем.

– Спытать бы тебя для начала, – почесал бороду Афанасий, коренастый жилистый мужичок, распорядитель, которого здесь все слушались. – Говоришь, знаменито дрался?

Прохор усмехнулся:

– Да уж не жаловались.

– Так что тебе все равно с кем драться?

– Да я уж сказал… Лишь бы интересно.

– Ин ладно. – Вытянув шею, Афанасий вдруг всмотрелся вдаль. – Сыщем тебе напарничка, сыщем.

Убежал, но ведь сыскал-таки, не обманул!

Другие уже, правда, начали драться, и Прохор уселся пока среди зрителей – мальчишек с девчонками, одобрительным криком выделяя хорошие удары. Долго кричать ему, правда, не пришлось: вернувшийся Афанасий подвел улыбчивого круглолицего парня в скромном темно-синем кафтане безо всяких украшений:

– Вот тебе на сегодня соперник. Доброй драки!

– Благодарствуем, – сбросив кафтан, Прохор кивнул незнакомцу. – Ну что, начнем?

Тот аккуратно положил кафтан на траву, закатал рукава рубахи и задорно улыбнулся:

– Начнем!

Выбрали на лугу свободное местечко, у самой реки, встали друг против друга; Прохор с удовлетворением отметил, как соперник выдвинул вперед левую ногу – видать, не новичок в драке.

– Бах!

И едва не пропустил первый удар – улыбчивый парень неожиданно оказался шустрым. Бах! Бах! Бах! Целая серия ударов обрушилась на Прохора с быстротой ветра, и молотобойцу пришлось срочно собраться: он-то ждал, что соперник будет долго примериваться, проверять оборону – шиш! Не тут-то было! Опа! Пропустив хар-роший удар в скулу, Прохор наконец обрел хорошую бойцовскую злость. Уклонившись в сторону, от души врезал сопернику в грудь – тот пошатнулся, но достойно принял удар. И в свою очередь ринулся в контратаку, пытаясь достать Прохора. Оп! И ведь достал-таки! Прямо в печень! Сидевшие на берегу мальчишки закричали, захлопали в ладоши…

Прохор тут же пришел в себя, глотнул воздуха, выбирая удобный момент для удара. Н-на! Обманный выпад влево… Удар! Теперь – сразу же – вправо… И снова удар, на этот раз по лицу… Хороший такой, и-и-и… раз!

Второго не потребовалось – коротко вскрикнув, соперник упал лицом в воду, подняв тучу брызг.

Прохор тут же бросился к нему – как бы не захлебнулся, однако, соперник, похоже, оклемался сам… смыв с лица кровь, обернулся с улыбкой:

– Добрый удар!

– На сегодня хватит, – подскочив, поспешно предупредил Афанасий. – Теперь уж на той неделе.

Круглолицый снова ополоснул лицо:

– Придешь?