Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если вы Шаболдина, то я к вам!
— Да, я Шаболдина, а вы…
— Я – заместитель главного врача двести тридцать третьей поликлиники Пахомцева Татьяна Алексеевна, — с достоинством представилась Пахомцева. — Мы поговорим здесь или в квартире?
— В квартире будет удобнее. — Женщина сдернула с правой руки варежку и полезла в карман дубленки за ключами.
— Я не буду проходить и раздеваться, — заявила Пахомцева в прихожей. — У меня к вам всего пара вопросов.
— Слушаю вас, — женщина размотала шарф и стала расстегивать дубленку.
— Вы сегодня вызывали врача?
— Да.
— К кому?
— К себе.
— Больничный брали?
— Да.
— Можете показать больничный.
— Сейчас, одну минуточку.
Женщина сняла дубленку и, нагнувшись, чтобы снять сапоги, зашлась в кашле.
«Поняла уже, в чем дело, и начала симулировать», — подумала Пахомцева.
Откашлявшись, женщина сняла сапоги и прямо в носках прошла в комнату. Вернулась она не только с больничным, но и с паспортом.
Пахомцева молча взяла больничный, убедилась, что он выдан Даниловым, и вернула его со словами:
— Как объяснить тот факт, что, делая вызов на дом и открывая больничный лист, вы разгуливаете по улице?
Утруждать себя переписыванием номера больничного листа и места работы Шаболдиной Пахомцева не стала. Зачем утруждать себя? Завтра Данилов сам впишет все эти данные в журнал учета больничных листов, а амбулаторную карту со своей записью подаст на проверку заведующей отделением.
— Я сбила температуру и решила сходить в ближайшую аптеку, потому что отхаркивающее дома есть, а антибиотиков никаких нет. Муж приходит с работы поздно, не хотелось терять день. А аптека здесь рядом, через двор перейти.
— Купили лекарство?
— Нет, флемоксина, который выписал врач, не было, а заменять на свой страх и риск я побоялась. Подожду мужа, он где-нибудь по пути точно купит.
— А температуры сейчас у вас нет? Или измерим?
— Я ее мерила перед выходом, полчаса назад… Было тридцать шесть и пять. Я поэтому и выйти рискнула.
— Мне все ясно, — многозначительно кивнула Пахомцева.
Аннулировать больничный лист, как необоснованно выданный, было невозможно. Для этого был необходим комиссионный осмотр. Можно, конечно, побежать в поликлинику, взять одну из заведующих терапевтическим отделением и кого-нибудь из врачей, после чего вернуться сюда. Но во-первых, вряд ли симулянтка вообще пустит комиссию в квартиру, а, во-вторых, без машины на такие подвиги по зимней темноте как-то не тянуло.
На третий из вызовов Пахомцева уже не пошла, а вернулась в поликлинику, где немедленно рассказала обо всем Литвиновой, сегодняшнему дежурному администратору. Литвинова сразу же позвонила Шаболдиной, благо и номер искать не пришлось – домашние телефонные номера пациентов непременно записываются при приеме вызова.
Шаболдина оказалась на удивление правдивой женщиной – слово в слово подтвердила рассказ Пахомцевой.
«Наверное, решила, что раз я больничный не отобрала, то, значит, все обошлось и запираться и врать незачем», — подумала Пахомцева.
— Как будем действовать? — спросила она. — Докладную Антону Владимировичу я оставлю.
— Завтра с утра выловим Данилова в поликлинике и втроем, вместе с Ириной Станиславовной, с ним побеседуем, — ответила Литвинова и неодобрительно покачала головой. — Надо же, какой прыткий!
— Может быть, он просто не устоял перед соблазном, — Пахомцевой было свойственно ханжеское лицемерие.
— Что, она такая… эффектная? — Литвинова обеими руками очертила в воздухе контур эффектной в своем понимании женской фигуры.
— Да нет, она-то совсем невзрачная. Я имею в виду – на деньги польстился.
— Больше трехсот рублей нынче за день не платят. Больничный на пять дней?
— На шесть!
— Шесть? — Литвинова обернулась к откидному календарю, висевшему на стене, слева от нее. — Ну да, все верно, чтобы ей в воскресенье не приходить. Значит, максимум заработал он на этом тысячу восемьсот. С риском попасть под суд или испортить свою репутацию.
— Наши доктора уверены, что ОБЭП накрывает только на приеме. А на вызовах, как им кажется, можно торговать больничными спокойно.
— На вызовах устраиваются точно такие же подставы, как и на приеме. Вон, на днях по телевизору показывали, как в Мытищах…
— Да я-то все это знаю, — усмехнулась Пахомцева. — Я про врачей наших участковых говорю. Ладно, Надежда Семеновна, пойду докладную напишу и домой.
— Как там ваша дочка, Татьяна Алексеевна? — вспомнила Литвинова. — Устроилась куда-нибудь?
Дочь Пахомцевой окончила медицинское училище, но на врача учиться не пожелала, сказав матери, что нынче куда перспективнее быть психологом.
— Да, устроилась в какую-то мелкую частную клинику. — Лицо Пахомцевой выражало недовольство выбором дочери. — Вроде как намерена поступать в университет на заочный.
— Расскажите нам о вашем вчерашнем вызове к Шаболдиной Марине Александровне по адресу Белополянская, семь, корпус один, квартира пятьдесят два.
Перед Ириной Станиславовной, пригласившей Данилова в свой кабинет, лежала на столе карта Шаболдиной.
— И по возможности – правду, — приказным тоном «попросила» Литвинова, сидевшая за другим, «сестринским», столом.
Пахомцева сидела на одном из свободных стульев близ Литвиновой, а Данилову достался другой стул, который Ирина Станиславовна поставила посреди кабинета.
«Прямо суд военного трибунала», — подумал Данилов.
Ему было понятно, что с Шаболдиной вышел какой-то геморрой, иначе говоря – крупная проблема. По мелким проблемам начальники по трое не собираются.
— Мы ждем! — поторопила Пахомцева.
— Пришел на вызов вчера в первой половине дня. Шаболдина предъявляла жалобы на температуру, кашель… Собственно, все это написано в карте, ничего нового я вам не скажу. Осмотрел, выставил диагноз острого бронхита, назначил лечение, выдал больничный лист…
— Почему на шесть дней? — спросила Пахомцева.
— Пятый день приходился на воскресенье.
— Почему тогда не на три дня – до пятницы? — во взгляде Пахомцевой Данилов уловил отблески торжества.
— Ну ясно же, что она за три дня не поправится! Какой смысл снова посещать ее в пятницу?
— Ах, вот как! — Пахомцева скрестила руки на груди и перевела взгляд с Данилова на Литвинову.
— То есть вы утверждаете, что она была нетрудоспособна? — Литвинова сделала ударение на слове «нетрудоспособна», и Данилову сразу же стало ясно, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.