Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению, потомки не смогли сберечь завоеванное Петром (поскольку не обладали ни его умом, ни прочими талантами). По Рештскому договору 1732 года Персии были возвращены Гилян, Мазендеран и Астрабад, а по Гянджинскому договору 1735 года – Баку и Дербент. Природа отдыхает не только на детях гениев, но и на их преемниках. Разумеется, можно объяснить эти уступки расчетом на помощь Персии в противоборстве с Османской империей, но… Приобретенные выгоды были гораздо меньше потерь. Умные покупают дорогое задешево, а дураки отдают дорогое задарма, как-то так. Племянница Петра Анна Иоанновна, правившая с 1730 по 1740 год, считала Закавказье и вообще все азиатское направление бесперспективным для России. Императрица Елизавета Петровна, не раз заявлявшая, что продолжает политику своего великого отца, расширила границы империи на востоке, но Закавказью внимания не уделяла. Россия начала восстанавливать здесь свое влияние только при Екатерине II, которую заслуженно прозвали Екатериной Великой. Кстати говоря, Екатерина II смогла занять престол после гибели своего супруга Петра III, следуя прецеденту, созданному Екатериной I в 1725 году.
Неизв. художник.
Портрет Екатерины Первой. XVII век
Фредерик Оттенс.
Петр Первый Великий. Между 1725 и 1726 годами
Анжело Тозелли.
Панорама Василеостровского района. 1820
Глава девятая
Но вечно память пребывает в сердцах людских царей благих
Луи Каравак.
Портрет Петра Великого на смертном одре. 1725 год
«Его Величество в частных путешествиях по своему Государству при перемене лошадей не входил ни в какой дом, не послав наперед кого-нибудь из своих служителей осмотреть комнаты и не уверившись в том, что там нет тараканов. Некогда один офицер угощал его в деревне недалеко от Москвы, в деревянном доме. Государь весьма был доволен хорошим его хозяйством и домашним распоряжением. Сев уже за стол и начав кушать, царь спросил у хозяина, чист ли его дом от тараканов? “Несколько, – ответствовал сей безумный хозяин, – а дабы мне совсем от них освободиться, то прибил я здесь одного к стене живого”; тотчас указал он перстом на то место, по одну сторону царя, где в самом деле был прибит гвоздем таракан и еще трепетался. Царь столь ужаснулся, увидев нечаянно сие мерзкое ему насекомое, что, вскочив из-за стола, дал хозяину хорошую пощечину и тотчас со свитой своей от него уехал».
* * *
«Видим мы вси, как Великий наш Монарх о сем трудит себя, да ничего не успеет, потому что пособников по его желанию не много: он на гору аще самдесят тянет, а под гору миллион тянут, то како дело его скоро будет? И аще кого он и жестоко накажет, ажно на его место готовы. И того ради не изменя древних порядков, колько ни бившись, проку не будет. Не токмо суда весьма застарелаго, не рассыпав его и подробно не рассмотря, не исправить, но и хоромины ветхия не рассыпав всея, и не рассмотря всякого бревна, всея гнилости из нея не очистити; а судебные дела не только одному человеку, но и множество умных голов надобно созвать, дабы всякая древняя гнилость и малейшая кривость исправити: тяжко бо есть судебная статья».[166]
В 1722 году Петру Первому исполнилось пятьдесят лет, сорок из которых он провел на престоле. Если же считать годы самостоятельного правления, то их набралось тридцать два. Сделано было многое, но далеко не все, что хотелось сделать. Первый русский экономист-теоретик Иван Тихонович Посошков писал чистую правду – помощников у императора было не много. Действительно, «хоромины ветхия не рассыпав всея, и не рассмотря всякого бревна, всея гнилости из нея не очистити».
Одни из сподвижников умерли (Головин, Зотов, Ромодановский, Шереметев…), в других Петр со временем разочаровался. Разочарование хорошо прослеживается в обширной переписке императора с Меншиковым, не просто сподвижником, а настоящим фаворитом, самым близким к Петру человеком до появления Екатерины. Постепенно из писем Петра исчезают обращения «мейн герц», «мейн фринт», «мейн герценкин», «мейн либе камрат», «мейн либе брудер», дружески-шутливый тон меняется на официальный. То же самое мы можем увидеть и в письмах Меншикова, который перестает употреблять фамильярные обращения вроде «господин генерал» и подписывается «по всей форме»: «Всепокорнейший раб вашего величества Александр Меншиков». Но при этом фаворит не утрачивает полностью высочайшего расположения, о чем свидетельствует хотя бы почепское дело.
После изгнания шведов из Малороссии гетман войска Запорожского Иван Скоропадский был вынужден раздать часть малороссийских земель приближенным Петра. Как несложно догадаться, самый большой кусок пирога достался светлейшему князю Меншикову, который «и обеими руками под себя греб, и ногами тому способствовал». Александр Данилович получил аж две волости – Почепскую и Ямпольскую со следующей формулировкой: «Отдаем его княжой светлости место Почеп так с теми, которые до прежних гетманов и до мене належали маетностями, яко и с теми, которые до места Почепа принадлежат». По этим словам выходило, что казаки, проживавшие в обеих волостях, сохраняли личную свободу и не должны были платить Меншикову податей. Но в 1710 году Меншиков добился от гетмана универсала (указа) об исключении казаков из войсковой службы и передаче их «в державу и владение его княжой светлости». Этим дело не закончилось – спустя несколько лет Меншиков вынудил Скоропадского отдать ему еще одну волость – Храповскую, которая граничила с Почепской, а немного позже устроил выгодный для себя обмен земель под предлогом спрямления границ своих владений, в ходе которого часть почепских земель менялись на земли соседней Стародубской волости (не принадлежавшей Александру Даниловичу). При этом казаки, жившие на примежеванных землях, утрачивали личную свободу.
До поры до времени недовольные произволом светлейшего князя жаловались гетману, который только разводил руками – ну что же я могу поделать? – но настал момент (в 1717 году), когда жалобы полетели в Петербург. Испугавшись царского гнева, Скоропадский решил сделать «ход конем» и отправил царю свою