На главном автовокзале города Сарацин сдал багаж в камеру хранения, вышел через боковую дверь и отправился в путь пешком. Чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания, он не стал даже брать такси.

Больше часа саудовец шел по пыльным дорогам. Кварталы становились все более мрачными: Дамаск служил прибежищем для двух с лишним миллионов людей, пятьсот тысяч из которых составляли неимущие палестинские беженцы.

Наконец на пересечении двух автострад он нашел то, что искал. Под эстакадой находилась ничейная земля – окаменелый лес бетонных опор, почерневших от дизельных выхлопов. Это место, где продавали подержанные автомобили, было украшено разноцветными огнями, обвисшими флагами и цитатами из Корана, которые взывали к честности собственников.

Среди автомобильной рухляди Сарацин выбрал старенький «ниссан». Не слушая, как продавец расхваливает прозорливость клиента, сумевшего разглядеть сквозь ржавчину настоящую жемчужину, Сарацин расплатился наличными. Он добавил еще пять сирийских фунтов, чтобы обойтись без лишних формальностей, и выехал на плохо освещенную дорогу. Машина потребляла много бензина, но Сарацина это не слишком заботило: автомобиль в первую очередь должен был стать для него жильем. Даже в дешевых отелях люди запоминают слишком много. Он три часа кружил по городу, прежде чем нашел безлюдное место на задворках супермаркета, где и обосновался.

Следующие пару недель Сарацин был настолько поглощен сбором информации, необходимой для осуществления своего плана, что забыл даже о личной гигиене. Одежда его сильно загрязнилась. Это, конечно, противоречило его обычному стилю жизни, но выбора не было: для успеха задуманного он должен был убедительно сыграть роль бездомного. И вот, совершив, так сказать, разведывательную поездку на место будущего сражения, наш герой наконец был готов.

На окраине Дамаска стояло одинокое четырехэтажное здание из стекла и бетона. На его фасаде красовалась вывеска: «Сирийский государственный институт передовых методов медицины», но его настоящее предназначение было непонятно, поскольку никто не мог припомнить, когда лидеры нации лечились где-нибудь, помимо частных клиник Лондона или Парижа.

Разведывательные службы Запада подозревали, что здание используется для ядерных и биологических исследований, поэтому один из восьми американских спутников, патрулирующих Ближний Восток, держал институт под постоянным наблюдением. Через окна фотографировались лица сотрудников, регистрировались поставки грузов, контролировался химический состав выбросов в окружающую среду, однако никаких снимков бездомного, который, по запоздалому сообщению сирийской тайной полиции, выглядел сущим оборванцем, сделано не было.

Однажды вечером, в пятницу, охранник, проходивший через сад на задворках здания, увидел старый брезент, натянутый между двумя пальмами поблизости от водопроводной трубы, используемой для поливки растений. Через несколько дней там же появились маленькая походная плитка, поврежденный газовый баллон и изношенный холодильник. Но множество людей, которые шли от автостоянки к входу в институт, так и не увидели новосела, даже после того, как к его вещам добавились Коран в потрепанном переплете и два старых одеяла.

К тому времени уже было поздно принимать меры: начался Рамадан, девятый, священный месяц исламского календаря. Коран, лежащий на одеяле, служил для всех молчаливым напоминанием, что согласно исламу необходимо заботиться о нищих, путешественниках и бедняках. Разве найдется правоверный, который во время Рамадана выгонит бездомного с насиженного места?

Лишь тогда обретший защиту в религии Сарацин, оставив «ниссан» на стоянке супермаркета, явил себя миру, выйдя из сухого кустарника и расположившись под брезентом, словно всегда там сидел. Судя по всему, он действовал согласно тщательно продуманному плану. Бородатый и оборванный, в своем безликом длинном одеянии и головном уборе, он ничем не отличался от бесчисленных палестинских беженцев. Бродяга открыл кран на трубе, налил себе воды и принялся читать Коран.

В предписанное время он наполнял кастрюлю, совершал омовение, предшествующее пяти ежедневным молитвам, и расстилал свой коврик, обращаясь в сторону Мекки (или туалета для охранников – в зависимости от того, как на это посмотреть).

Никто не выражал недовольства по поводу его присутствия – первый барьер был взят. На следующее утро он приступил к работе: мыл окна припаркованных машин, подметал мусор, а в остальное время охранял институтскую автостоянку номер три. Как и большинство беженцев, он никогда не просил денег, но выставлял блюдце на пешеходную дорожку, на случай, если у кого-то возникнет желание заняться благотворительностью.

По любым меркам проделано все было блестяще. Через несколько недель, когда было обнаружено изуродованное тело одного из руководителей института, его здание и окружающую территорию заполонили полицейские и тайные агенты. Заподозрив в убийстве бездомного, они попытались создать его фоторобот. Все опрошенные сошлись во мнении: рост около шести футов, густая черная борода – и больше ничего определенного.

В мире спецслужб историю жизни – маску, выдуманную, чтобы скрыть подлинную личность человека, – называют легендой. Бродяга-оборванец с автостоянки номер три, уроженец Саудовской Аравии, выпускник медицинского факультета Бейрутского университета, герой Афганской войны, создал легенду палестинского беженца столь мастерски, что она сделала его фактически невидимым. Даже для профессионала это было бы большим достижением, если же говорить о любителе, не имеющем средств и специальной подготовки, такой результат и вовсе следует признать выдающимся.

Через неделю после своего появления Сарацин в самые жаркие часы обычно сидел сгорбившись с Кораном в руках в пальмовой роще у входа в здание института, наслаждаясь прохладным ветерком от кондиционера. Люди посмеивались над изобретательностью бродяги, но на самом деле жара нисколько его не беспокоила: этому человеку приходилось жить в раскаленном аду афганского лета, после которого осень в Дамаске казалась вполне терпимой. Но эта позиция под кондиционером давала ему возможность в мельчайших деталях видеть через толстое листовое стекло, как осуществляется проверка, которой подвергался всякий вошедший в здание. Убедившись, что детально понял эту процедуру, Сарацин стал мысленно прикидывать вес – в прямом и переносном смысле – людей, работавших в этом учреждении.

Заместитель директора института всегда уходил одним из последних. Его звали Башар Тласс, возраст – за пятьдесят. Он имел родственные связи в правящей элите, был когда-то видным сотрудником сирийской тайной полиции и законченным негодяем.

Однако ни его высокое положение в обществе, ни квалификация инженера-химика, ни садистская манера душить людей во время допросов в пору работы в тайной полиции – все это никак не объясняло, почему именно он был избран в качестве жертвы. Для всех, включая и самого Тласса, было бы большой неожиданностью узнать, что причиной этому стал его вес – сто восемьдесят пять фунтов (так, во всяком случае, на глазок оценил его врач, сидевший в тени пальмовых деревьев).

Сарацин наметил жертву, и теперь ему оставалось только ждать. В мусульманском мире тридцать дней Рамадана, сопровождаемых постом, молитвами и сексуальным воздержанием, заканчиваются настоящим взрывом пиршеств, раздачи даров и щедрого гостеприимства – праздником разговения, называемым Эйд-аль-Фитр. Накануне вечером почти все рано заканчивают работу, чтобы подготовиться к ритуалу молитвы на утренней заре, после чего наступает день безудержного чревоугодия.