Его силы оказались меньшими, чем у двух неприятельских армий, ведущих осаду. И его позиция к концу дня стала критической — между линией римлян и стремительной рекой. В этот момент Ганнибал по своему обыкновению быстро внес коррективы в первоначальный план. С помощью одного незаменимого нумидийского «дезертира» он передал послание своим испанским военачальникам и размещенному в городе гарнизону. В нем он просил их продержаться несколько дней. После этого неприятельские войска прекратят осаду.

Сам Ганнибал двинулся на Рим.

«Не для осады Рима идет он»

Понадобилась искусная операция, чтобы увести от противника небольшую армию, переправившись через реку. Карфагенянину, который, вероятно, предвидел это, помогло бездействие второго, уцелевшего проконсула, который удерживал в ту ночь свое войско на месте. Ганнибал принял меры предосторожности, разбив укрепленный лагерь в качестве плацдарма на берегу реки. В ту ночь его люди собрали все имеющиеся лодки и под покровом темноты незаметно переправились через реку вместе со слонами. На противоположном берегу они присоединились к всадникам Ганнона и Магона, которые прикрыли их марш на север. К началу дня карфагеняне уже были далеко от Капуи.

Надеялся ли Ганнибал поразить великий город на Тибре, который оставался нетронутым после семилетней кампании в Италии? Иногда говорят, что он этого хотел. Его поход имел все признаки броска на Рим. Карфагеняне выбрали для похода удаленную от моря Латинскую дорогу. На более простой, прибрежной Аппиевой дороге были расположены неприятельские города. К тому же она просматривалась с проплывающих мимо боевых кораблей.

Вскоре тем не менее Ганнибал позволил своим уставшим войскам отдохнуть день в лагере. После этого, вторгшись на неприятельскую территорию, всадники рассыпались по долинам, вытаптывая посевы, поджигая налившееся зерно и вселяя в население ужас своими факелами и мечами. Новость о походе Ганнибала, соответственно, доходила до армий проконсулов под стенами Капуи и до ворот Рима. Однако в долине, под прикрытием серых скал Касина (того самого массива Монте-Кассино, который так надолго задержал армии союзников на их пути к Риму во время последней мировой войны), Ганнибал разрешил своим отрядам два дня отдыхать, грабить и добывать фураж.

Совершенно ясно, что он не совершал марш-бросок, чтобы привести в смятение город. Он смотрел назад, а не вперед. Он давал своему врагу время на то, чтобы проследить путь его похода, и даже для того, чтобы наладить сообщение между сенатом и Капуей. Он надеялся на то, что оба проконсула прекратят готовиться к осаде, чтобы последовать за ним и защитить свою столицу. Сейчас при нем была вся его кавалерия, и на открытом месте, внизу под горой, он мог бы перехитрить и уничтожить войска, преследующие его, как преследовали в свое время отряды Фламиния.

Эта надежда почти осуществилась. Весть о приближении Ганнибала вызвала панику на улицах Рима. Как это произошло и после Канн, первые вошедшие в город люди распространяли дикие слухи об охваченных пламенем сельских районах и о нумидийцах, несущихся галопом следом за ними. Hannibal ad portas! Ганнибал у ворот! Женщины бросились бежать из своих домов в храмы. Сенат день и ночь заседал под открытым небом, чтобы все видеть и самому быть у всех на виду. Всем влиятельным сенаторам было приказано взять на себя руководство теми, кто занимал более низкое положение.

Старейшина из группировки Корнелиев (в отличие от молодого Сципиона) потребовал, чтобы войска были отозваны с поля битвы ради спасения города.

Фабий Максим говорил от лица мудрейших. Фабий давно знал все маневры Карфагенянина. На этот раз он лишь воззвал к Юпитеру — покровителю города. Как, вопрошал он, может Ганнибал, который не сумел помешать осаде Капуи, преодолеть стены Рима?

— Не для осады Рима идет он, а для избавления Капуи от осады.

И в своем послании проконсулам на поле битвы сенат рекомендовал им двинуть на север только те легионы, отсутствие которых не отразится на осаде.

Отряд в 15 000 воинов отправился по Аппиевой дороге от реки Волтурно к городу. Он немного задержался, переправляясь через реку, потому что Ганнибал сжег лодки, которыми воспользовался. Это подкрепление, совершая марш-броски через прибрежные города, где пополнялись запасы продовольствия, достигло южных ворот Рима до появления Ганнибала на горизонте.

Ганнибал пришел на Тибр через горный проход Аньо. Сожженные деревни отмечали его путь. Вид карфагенской конницы вызвал новую волну страха в сельской местности. По ночам беженцы, напуганные дикими воинственными криками африканцев, собирались у городских ворот. Ганнибал разбил лагерь на расстоянии трех миль от них. В сопровождении конного эскорта он подъехал к воротам Рима у Квиринальского холма и не спеша обследовал крепостную стену.

Ганнибала и его спутников встретили вооруженные защитники. Три легиона охраняли город. Легионы из Капуи заняли место на равнине под стенами города. Хотя количество защитников Рима достигало 35 000, не было предпринято никаких усилий, чтобы противостоять пришельцам, и карфагеняне принялись, как обычно, грабить ближайшие храмы и уносить все, что можно было унести.

Видимо, в отместку в лавках Форума была организована распродажа земель, занятых карфагенским лагерем, по ценам, не меньшим обычных рыночных. Слух об этой распродаже разнесся по улицам города.

Днем позже из карфагенского лагеря вышел посланник в сопровождении трубача. Посланник оказался гражданским лицом и принес краткое известие: «Ганнибал предлагает продать все лавки Форума. Какую цену я должен ему назвать?»

Каким-то образом Ганнибал узнал о хвастливом намерении устроить продажу того поля, на котором он разбил свой лагерь, и ответил шуткой. Фабий нисколько не удивился. Впервые карфагеняне опустошали Лациум — сердце Римской империи. Они скакали по священным холмам Альбы; они разрушили усыпальницу богини горы Соракт, в 30 милях к северу. На севере, востоке и юге поднимался дым от горящих городов, в то время как пять легионов находились в ожидании за стенами Рима.

И тут Ганнибал ушел, вместе со своими слонами и добычей. На этот раз он не оставил никаких признаков того, куда держит путь.

Результат его рейда тем не менее скоро сказался. Он пополнил свои запасы золота, серебра и ценностей, в то время как Рим столько же потерял. На следующий год Лациум был не в состоянии выплачивать свою часть налогов и делать поставки. От двенадцати колониальных и союзнических центров пришло сообщение, что они не могут ничего отдать, потому что у них ничего не осталось. Снова зароптали плебеи: на их плечи легли нестерпимые тяготы войны, в то время как магнаты, которые развязали ее, не испытывали никаких трудностей. В воздухе запахло бунтом. (Впервые за эти изнурительные годы сенат взял средства в долг из частных фондов богатых людей, под обязательство расплатиться в конце войны.) Слышался общий ропот: почему ничего не делается для того, чтобы положить конец войне?

Рим тоже истекал кровью.

— Не меньший ущерб, чем карфагеняне и жители Кампании, — возмущенно вещал какой-то оратор на улице, — наносят римскому народу наши консулы. Наши дома сжигает враг, наших рабов, которые возделывают поля, теперь отбирает государство. За какие-то жалкие гроши, которые нам платят, наши рабы должны идти гребцами на галеры. У кого из нас осталась хоть чуточка золота или серебра? Появись они, и государство тут же их отберет. Скажите мне, граждане, какая сила может заставить нас отдать то, чего у нас больше нет?