Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь тебя убьют, как ты не понимаешь?
– Плевать! Плевал я на них на всех.
– Прекратите! – Выскочив из темноты, я встал между ними. Я повторил то, что все мы трое и так знали: что популярность Петуха среди простого люда не позволяет ему действовать самостоятельно, что он должен учитывать последствия для своей жены, сына и дочери, своей семьи. А теперь он погубил себя и их вместе с собой. Криптея прикончит его этой же ночью, и Полиник будет этому очень рад.
– Он не поймает меня, если меня здесь не будет. Петух решил бежать этой же ночью в храм Посейдонаса Тенаре, где илот мог получить убежище.
Он хотел взять меня с собой. Я сказал, что он сошел с ума.
– О чем ты думал, когда отказался от их предложения? Тебе предлагали честь.
– Плевал я на их честь! Теперь за мной охотится криптея – в темноте, исподтишка, как трусы. Это и есть их хваленая честь?
Я сказал, что его рабская гордость дала ему пропуск в подземное Царство мертвых.
– Заткнитесь, оба!
Александр велел Петуху отправляться в свою скорлупу – так спартанцы называют убогие хижины илотов.
– Если собираешься бежать – беги сейчас!
Мы бросились прочь по темному руслу ручья. Гармония уже запеленала обоих детей Петуха, дочь и сына. В дымной тесноте илотской скорлупы Александр пихнул в руку Петуха горсть эгинских оболов – все, что у него было, чтобы хоть как-то помочь в пути.
Этот жест тронул Петуха, и он не мог вымолвить ни слова.
– 3наю, ты меня не уважаешь,– сказал Александр. Считаешь, что превосходишь меня во владении оружием, в силе и отваге. Что же, это так. Боги свидетели – я старался всеми фибрами своего существа, и все же я и вполовину не стою тебя как боец. Ты должен быть на моем месте, а я – на твоем. Только по слепой несправедливости богов ты раб, а я свободный.
Эти слова совершенно обезоружили Петуха. Можно было заметить, что воинственность в его глазах поугасла, а его гордая заносчивость поубавилась и притихла.
– В тебе больше отваги, чем когда-либо будет у меня, ответил бастард,– потому что ты рождаешь ее из нежного сердца, в то время как в меня боги вдавливали ее, пиная и колотя с самой колыбели. И тебе делает честь твоя откровенность. Ты прав: я презирал тебя. До этого момента.
Тут Петух взглянул на меня, и я увидел замешательство в его взгляде. Он был тронут прямотой Александра, и она склоняла его сердце остаться и даже согласиться на предложение. Однако усилием воли он стряхнул чары. – Но ты не заставишь меня изменить решение, Александр. Пусть придет перс. Пусть он перемелет в пыль весь Лакедемон. Я спляшу на его могиле.
Мы услышали, как у Гармонии перехватило дыхание. Снаружи пылали факелы. Хижину окружили тени. Кто-то сорвал занавес из одеяла. В дверном проеме высился Полиник в доспехах, а за спиной у него маячили четверо убийц из криптеи. Они были молоды, атлетически сложены, почти как олимпионик, и безжалостны, как железо.
Спартанцы ворвались и веревкой связали Петуха. Мальчик на руках у матери заплакал. Бедной Гармонии едва исполнилось семнадцать лет, она дрожала и кричала, в страхе прижимая дочь к себе. Полиник презрительно наблюдал.
Его взгляд перебежал с Петуха, его жены и детей на меня, потом с пренебрежением – на Александра.
– Я мог догадаться, что увижу тебя здесь.
– А я – тебя,– ответил юноша.
На его лице была написана откровенная ненависть к криптее.
Полиник отнесся к Александру и его чувствам с еле сдерживаемой яростью.
– Твое присутствие здесь, в этих стенах, уже само по себе является изменой. Ты это знаешь, и эти – тоже. Только из уважения к твоему отцу я говорю на этот раз: уходи. Уходи немедленно, и больше я ничего не скажу. На рассвете четырех илотов не досчитаются.
– Я не уйду,– ответил Александр. Петух плюнул.
– Убей нас всех! – потребовал он у Полиника.– Покажите нам спартанскую доблесть, вы, трусы, что прячутся по ночам.
Удар кулака по зубам заставил его замолчать.
Я видел, как схватили Александра, и почувствовал, как хватают меня. Ремни стянули мне запястья, льняной кляп заткнул глотку. Криптеи схватили и Гармонию с детьми.
– Выводи всех,– приказал Полиник.
На склоне за трапезной Девкалиона есть роща, где обычно охотники натаскивают собак, прежде чем идти на охоту. Там через несколько минут собрался самосуд.
Место это зловещее. Под дубами тянутся грубые клетки, а под навесами кормушек висят сетки для дичи и охотничье снаряжение. Кухни для трапез хранят свои мясницкие орудия в нескольких пристройках под двойным запором. 3а внутренней дверью висят топоры и ножи – для потрошения, для разделки, для разрубания костей. Вдоль стены тянется почерневшая от крови разделочная доска для дичи и домашней птицы, где отрубают птичьи головы и бросают в грязь, на драку собакам. До половины голени поднимается слой перьев, на который польется кровь следующей неудачливой птицы, вытянувшей шею под резаком. Надо всем этим вдоль прохода стоят мясницкие чурбаки с тяжелыми железными крюками, чтобы подвешивать и потрошить дичь и выпускать из нее кровь.
Было предрешено, что Петух должен умереть и его маленький сын вместе с ним. Под вопросом оставалась судьба Александра. Его предательство, если объявить о нем в городе, могло в этот полный опасности час иметь печальные последствия не только для него самого, но и для репутации всего рода, его жены Агаты, матери Паралеи, отца полемарха Олимпия и, не меньше других, его ментора Диэнека. Олимпий и Диэнек теперь заняли свое место в тени вместе с остальными шестнадцатью Равными из сисситии Девкалиона. Жена Петуха беззвучно плакала, рядом плакала ее дочь, на руках приглушенно кричал маленький сын. Петух, связанный, стоял на коленях в сухой июльской пыли.
Полиник нетерпеливо ходил туда-сюда, дожидаясь решения.
– Можно сказать? – прохрипел Петух сдавленным голосом: его чуть не задушили, пока тащили на последний суд.
– Что хочет сказать этот мерзавец? – осведомился Полиник.
Петух указал на Александра:
– Этот человек, которого твои убийцы думают, что «поймали».., им бы следовало объявить его героем. Это он поймал меня, он и Ксеон. 3а тем они и пришли в мою скорлупу – чтобы арестовать меня и отдать под суд.
– Конечно,– с сарказмом ответил Полиник.– Потому они и связали тебя так крепко.
– Это правда, сын? – обратился к Александру Олимпий. – Ты действительно взял под стражу молодого Петуха?
– Нет, отец. Это не так.
Все знали, что «суд» продлится недолго. Юноши из агоге, сторожившие город ночью, неизбежно обнаружат его, даже здесь, в сумерках, тем более что в военное время их патрули удвоились. У собрания оставалось пять минут, не больше.