— Вы мерзкий, дурной человек — закричал Дзиро, с ненавистью глядя на Сётаро. — А я-то чуть было не. попался на вашу уловку. Но должен вас огорчить — трюк с мячиком выдал вас с головой. Дело в том, что жаровня, в которой вы «нашли» мячик, была не та, которая стаяла в комнате в день убийства. Вы так долго рассуждали по поводу золы, а подмены не обнаружили. Удивительно! Наверное, само небо вас покарало. После того как чайник упал в жаровню, ею стало невозможно пользоваться — зола затвердела, и жаровню пришлось заменить. Так что мячик никак не мог туда попасть. Или вы думаете, что у нас в доме всего одна жаровня? Вчера после вашего ухода я все понял. О, вы замечательно придумали! Вашей изобретательности можно позавидовать. Откровенно говоря, меня с самого начала насторожили ваши слова про мячик, потому что жаровни, которая стоит в комнате сейчас, в день убийства там не было. Я принялся размышлять и в конце концов понял, что в вашей истории концы с концами не сходятся. А сегодня утром я рассказал о своих сомнениях инспектору.

— В здешних краях, — вступил в разговор инспектур, — магазины, торгующие спортивными товарами, можно пересчитать по пальцам, так что мне не составило особого труда отыскать требуемый. Вы не припомните этого человека? Вчера днем вы купили в его лавке бейсбольный мячик, не правда ли? Потом основательно вываляли его в пыли, чтобы не казался новым, и подкинули в жаровню.

— Сам положил, сам же и нашел. Великая премудрость! — со смехом воскликнул Дзиро.

Увы! План, с такой изобретательностью задуманный Сётаро, провалился. Преступнику не удалось уйти от ответственности..

Сначала раздался пронзительный крик: «Помогите!» — а вслед за ним — звон разбитого стекла. Сато кинулся в комнату жены и увидел Мияко лежащей на полу в крови. Из раны на левом плече хлестала кровь. К счастью, артерию не задело, но тем не менее кровотечение оказалось столь обильным, что Сато помчался за врачом, а уже потом, когда рана была перевязана, позвонил в полицию. По его вызову на место происшествия выехал я и Киносита-кун из следственного отдела…

На основании показаний мужа потерпевшей можно предположить, что преступник проник в комнату через окно и, подойдя со спины, нанес Мияко ножевую рану, после чего скрылся. Впопыхах он, видимо, задел оконную раму и выбил стекло.

Окно комнаты выходит на бетонный забор, отстоящий от дома метра на два. Вдоль забора тянется улочка Сумидатё, довольно-таки пустынная. Мы тщательно осмотрели забор и с внутренней, и с внешней стороны, но ничего подозрительного не обнаружили.

Муж потерпевшей, тридцатипятилетний Торао Сато, — из породы скороспелых богачей, каких немало развелось после войны. Он немного говорит по-английски, благодаря чему установил связи с американцами и нажился на каких-то поставках. Формально он нигде не служит и, так сказать, жуирует жизнью. На самом же деле этот ловкий малый проворачивает какие-то финансовые махинации и богатеет. Его жене, Мияко, двадцать семь. Из разговора с Сато я узнал, что она родом из Ниигаты. Ничего не скажешь, красивая женщина. В свое время служила в кабаре, так что на своем коротком веку повидала немало. Естественно, у нее были мужчины и до Сато. Один из них, с которым она порвала перед самым замужеством, до сих пор не может успокоиться. Вьется вокруг нее еще какой-то подозрительный тип. Сато уверен, что преступник — один из этих двоих.

Скоро пять лет, как я служу в полиции, за это время перевидел немало женщин, но такой красавицы ни разу не встречал. Сато, влюбившись в нее без памяти, чуть ли не силой увел ее от прежнего сожителя, некоего Горо Сэкинэ, по профессии повара, причем настоящего мастера своего дела, специалиста по части французской кулинарии. Сато прельстил Мияко, конечно же, деньгами.

Другим подозреваемым является Сигэру Аоки, парень с явно преступными наклонностями. В прошлом тоже был любовником Мияко и, похоже, до сих пор не в состоянии ее забыть. Он по сей день не прекращает своих домогательств — время от времени нагло является в дом Сато с угрозами и бранью.

Внешность у Аоки весьма благородная, его вполне можно принять за человека из хорошей семьи, в действительности же он связан с шайкой некоего Накагавы и уже не раз имел дело с полицией. Он так и не смирился с изменой Мияко, а за последнее время даже написал ей нескольку угрожающих писем. Судя по всему, Мияко не на шутку встревожилась, во всяком случае, она высказывала мужу опасение, что Аоки может ее убить

Короче говоря, Сато подозревает только этих двоих и уверен, что преступник — один из них. Лица преступника Мияко не видела, ведь он напал на нее со спины, когда же она обернулась, тот уже успел выскочить в окно. В темноте она не разглядела, во что он был одет, однако тоже склоняется к мысли, что это был либо Сэкинэ, либо Аоки, можно даже сказать, она уверена в этом. Я навел кое-какие справки о том и о другом. Но об этом после — сначала я хотел бы обратить ваше внимание на одно любопытное обстоятельство. Вы ведь сами мне говорили: «Если при расследовании преступления ваше внимание привлечет какая-либо неожиданная деталь, непременно запомните ее, пусть даже поначалу вам покажется, что она не имеет отношения к делу…»

Так вот, после того как доктор обработал рану и Мияко уложили в постель, Сато тщательно осмотрел комнату, где было совершаю нападение. Он полагает, что преступник воспользовался не обыкновенным ножом, а каким-то обоюдоострым предметом. Но, обыскав всю комнату так ничего и не нашел.

Я в связи с этим заметил ему, что преступник, скорее всего, унес нож с собой и в таком тщательном обыске не было особого смысла. Но, оказывается, Сато не такой уж простак. Он предположил, что вся эта история с покушением могла быть всего лишь спектаклем, разыгранным самой Мияко. Она, дескать, женщина в причудами, подвержена истерикам, и от нее можно ожидать любого безрассудства. Поэтому Сато и попытался выяснить, не спрятан ли нож где-нибудь в комнате.

Он проверил все шкафы и ящики, но не нашел ни единой пары ножниц, даже иголки. Ничего подозрительного не обнаружил он и в саду. Лишь после этого Сато уверовал в то, что преступник действительно проник в дом извне…

Выслушав рассказ коллеги, Когоро Акэти, сидевший в кресле напротив, запустил пальцы в свою густую шевелюру и кивнул.

— Гм, любопытно. В этом что-то есть, — проговорил он.

Знаменитому сыщику перевалило уже за пятьдесят, но никто не дал бы ему его лет. Правда, лицо его несколько осунулось, но это даже шло ему. В остальном же он мало изменился за минувшие годы. И уж над чем время было совершенно не властно, так это над его великолепной шевелюрой.

Когоро Акэти стал изрядным щеголем, щеголеватость его отличалась особой изысканностью. Лицо его всегда было гладко выбрито, костюмы, сшитые у лучших портных, сидели на нем безукоризненно, но носил он их с нарочитой небрежностью. Беспорядок, царивший в его шевелюре с молодых лет, лишь подчеркивал свойственную его облику артистичность.