Гнеушев побледнел.

— Откуда?

— Не имеет значения. Значение имеет то, что в случае моего исчезновения, а также твоего нежелания мне помочь, копии этих материалов будет разосланы родителям мальчиков, в школу, в газеты и, конечно, в прокуратуру. Где-то этим бумагам обязательно будет дан ход. Ты, Гнеушев, хотя и высокий профессионал, но по уши в дерьме. И когда все это дерьмо станет известным, спасать тебя никто не будет. И почему-то мне кажется, что первыми к тебе придут отцы тех мальчиков.

— Сволочь! — пробормотал учитель. — Недооценил я тебя. Надо было еще в Малютове тебя замочить. Но учти, с этой минуты ты все равно покойник. Это вопрос времени.

— Все под Богом ходим, — согласился Максим Максимыч.

— Твоя взяла, Соколов! Сдам я тебе их веселую гоп-компанию.

— Ты убил Лизу?

— Ты же знаешь.

— Не все. Скорее всего, тебя послали убить еще и Палисадова, единственного свидетеля той оргии. Бутылку с отравленным вином ты хорошо спрятал. Но я ее нашел.

— Где, интересно?

— Не надо было грибочки по кустам собирать.

— Понятно… Почему же Палисадов еще жив?

— Что-то тебя остановило. Но прежде позволь, Борис Вениаминович, проверить одно мое предположение. Ужасно мне это интересно! Почему ты опоздал на вокзал тем утром?

— Просто опоздал.

— Не верю. Не тот ты человек, чтобы опаздывать. Девушка была убита около шести часов утра. Московский поезд приходит в Малютов в семь тридцать и стоит десять минут. У тебя было достаточно времени, чтобы вернуться в гостиницу, вымыть обувь, переодеться и не спеша дойти до вокзала. А ты мало того что опоздал, но еще и так сделал, чтобы я перед приходом дневного поезда тебя с нетерпением ждал.

— Правда, забавно? — развеселился Гнеушев. — Продолжай, капитан! Ты мне снова стал интересен.

— Благодарствуйте. Когда я выяснил, каким образом убили Лизавету, то сразу понял, что убийца не местный, а гастролер. Но зачем было гастролеру намеренно указывать на то, что он гастролер? Не логичнее ли имитировать местное убийство? Пырнуть ножом, просто задушить руками? А тут откровенная демонстрация: никаких признаков ограбления, изнасилования. Может быть, маньяк? Маньяк, который убивает жертв таким необычным способом и получает от этого удовольствие? Тогда каким образом местная горничная оказалась наедине с приезжим маньяком в такой ранний час в таком безлюдном месте? Я хорошо знал Лизавету. Она была девушка осторожная.

— О’кей! — засмеялся Гнеушев. — То-то ты изумился, когда я пришел прямо к тебе в руки. Зачем, вот вопрос?

— Ответ только один. Тебе необходимо было открыться мне. Не явно, конечно, но так, чтобы я понял, кто убийца. Ты испугался, Гнеушев. Это с виду ты был наглый и самоуверенный, а внутри дрожал от страха. Твои заказчики могли нанять еще одного человека, который выбросит тебя из поезда с ножом между ребрами. И — кто знает — не организуй ты эту встречу со мной, мы сейчас не пили бы с тобой твой замечательный бразильский кофе. А вот уничтожить тебя после встречи со мной было уже проблематично. Слишком ты засветился.

— Слушай меня внимательно, капитан, — внезапно посерьезнел Гнеушев. — С этой минуты кончаются наши игры. Сейчас я впутаю тебя в очень скверное дело. Прости, но ты сам этого хотел. Слушай, мой бедный Соколов. Во-первых, я не убивал твоей Лизы…

Танковая колонна надвигалась на людей. С сосредоточенными лицами люди упирались ладонями в лобовую броню передней машины и отступали медленно и беззвучно. Молчали они, молчал и командир батальона майор Суровин, высунувшись по пояс из люка. В этой тишине было что-то жуткое. Всем было ясно, что бесконечно продолжаться это не может. Нервы были на пределе, и струна рано или поздно должна была лопнуть.

Варя, Джон и Крекшин опять оказались в первом ряду. Рядом ковыляла старуха с дерматиновой сумкой, в которой позвякивали пустые бутылки. Она зло смотрела на командира и говорила:

— Степушка! Что ж ты делаешь, сынок? Народ давишь!

— Отойди, мать, — хрипло отвечал он ей. — Никакой я тебе не Степа. Ты меня с кем-то путаешь.

— Вот еще, путаю! — сердилась старуха. — Вот я тебя, шельмец такой, сумкой по башке огрею!

— Не достанешь, мать! — засмеялся кто-то в толпе. — И потом смотри, какой у него шлемофон!

— Достану, — возражала бабка, но, видно, жалела пустые бутылки.

— Ты бы послушал старую женщину, майор, — сказал кто-то в толпе. — Она больше нас с тобой, вдвоем взятых, прожила.

Командир затравленно молчал.

На пути бронированной колонны, перегородив Садовое кольцо, стояли троллейбусы. Колонна остановилась, люди отошли от машин, ожидая, что будет дальше. Танки двинулись на троллейбусы и протаранили справа затор. Один танк застрял и, крутанувшись на месте, встал. Толпа молодых людей бросилась к нему с железными прутьями. Одни разбивали навесное оборудование, другие набрасывали брезент на броню, чтобы закрыть смотровую щель. Потом случилось то, чего больше всего боялся майор Суровин. Машину облили бензином из нескольких канистр и подожгли. Задыхаясь от дыма, из танка стал выскакивать экипаж, стреляя в воздух, а потерявший обзор водитель толкал машину взад и вперед, пытаясь вырваться из западни. Люди посыпались в стороны.

— Человека задавили!

В луже крови лежал молодой человек. Рядом с ним на корточках сидела Рожицына. Почему-то было ясно, что человек мертв.

«А если бы это был я? — думал Джон, тупо глядя на лужу крови. — Или Варя? Или Крекшин?»

— Эй, вставай! Пошли отсюда!

Кто-то тянул его за рукав. Он поднял глаза и увидел большие карие глаза Аси. «Вот оно, — подумал Половинкин. — Это судьба».

— Куда ты меня тащишь? — спросил он, когда они свернули в сырой мрачный переулок.

— Ко мне домой, — влажно шепнула она ему в ухо.

— Зачем? — тоже прошептал Половинкин.

— Сексом заниматься.

— Что-о?!

Девочка прыснула в кулак.

— Поверил? Скажи — поверил? Все вы, иностранцы, такие! Для вас русские девчонки — повально проститутки! А я не такая! Я вообще без любви это делать не могу. Хотя вообще-то, — зачем-то прибавила она, — у меня было восемь мужиков.

— И все — по любви?

— Еще как!

— Опять врешь?

Ася улыбнулась.

— Зачем мы ушли? Там Варя, беременная.

Но беременность Вари не вызвала у девочки интереса.

— Ребятам нужны продукты и теплые вещи. Может, нам не одну ночь возле Белого дома провести придется. Вот нас, школьников, и послали по домам. Заберем хавку из холодильника, шмотки. А ты поможешь мне донести.