Морин любовалась пейзажем, стоя на балконе и наслаждаясь легким ветерком, наполнявшим летний воздух ароматом роз из соседнего сада. Она заметила, что Тамми довольно близко общается с Дереком — а Дерек выглядит так, как будто он страстно увлечен знойной цыганской королевой. Краем глаза она заметила человека, похожего на Питера, но решила, что это не он. Мужчина, попавшийся ей на глаза, курил. Питер не курил с тех пор, как был подростком.

Она внезапно обернулась к Синклеру и спросила:

— Как вы нашли меня?

Он нежно поднял ее правую руку.

— Кольцо.

— Кольцо?

— Вы носите его на фотографии, на обложке вашей книги.

Морин кивнула, начиная понимать.

— Вы знаете, что означает узор?

— У меня есть теория по поводу рисунка, вот почему я привел вас именно на этот балкон. Пойдемте.

Синклер мягко взял Морин под руку и повел внутрь, где на стене, заключенная под стекло, висела гравюра. Небольшая, размером не больше фотографии 8x10, но ее центральное положение и тщательно подобранное освещение показывали ее в наилучшем свете.

— Это средневековая гравюра, — объяснил он. — Она изображает философию. И семь свободных искусств.

— Как на фреске Боттичелли.

— Точно. Видите ли, это идет от античного мировоззрения, считалось, что, если вы постигли все семь свободных искусств, то заслужили звание философа. Вот почему здесь в центре изображена богиня Философии в виде женской фигуры, а у ее ног, на службе у нее — свободные искусства. А вот это, я думаю, вам покажется самым интересным.

Он начал слева направо перечислять свободные искусства, показывая на них пальцем. Он остановился на седьмом и последнем.

— Ну вот мы и пришли. Космология. Посмотрите сюда, ничего не напоминает?

Морин ахнула от удивления:

— Мое кольцо!

Фигура, олицетворяющая космологию, держала диск, украшенный рисунком на кольце Морин. Она пересчитала звезды и подняла руку к изображению.

— Они одинаковые, вплоть до расстояния от центра до некоторых кругов. — Она помолчала минуту, обдумывая узнанное, прежде чем снова повернуться к Синклеру. — Но что это все значит? Какая связь с Марией Магдалиной? И со мной?

— Это связь в духовном и алхимическом смысле. С точки зрения тайн Магдалины, я считаю, что данный символ появляется так часто, потому что это — ключ, напоминание о том, что нам надо обратить внимание на неразрывную связь между землей и звездами. Древние знали это, а мы забыли в нашу современную эпоху. Как вверху, так и внизу. Каждую ночь звезды напоминают нам, что у нас есть возможность создать небеса на земле. Я верю, что именно это они хотели нам сказать. Таков их последний дар нам, их послание любви.

— Их?

— Иисуса Христа и Марии Магдалины. Наших предков.

И как будто некий космический таймер был настроен, чтобы подчеркнуть эту его фразу, над садом вспыхнул фейерверк, за которым с восторгом наблюдали гости. Синклер проводил Морин обратно на балкон, чтобы она увидела, как разноцветный дождь огней обрушивается на замок. Она позволила ему обнять ее, чувствуя себя удивительно уютно в его теплых сильных объятиях.

Внизу, в патио, отец Питер Хили не наблюдал за фейерверком. Его внимание привлек Беранже Синклер, стоявший на балконе, крепко и властно обнимая за талию рыжеволосую кузину Питера. В отличие от Морин, он чувствовал себя как угодно, но только не уютно.

Еще одна пара глаз следила той ночью за тем, как растет взаимная симпатия между Морин и Синклером. Снизу за ними наблюдал Дерек, стоящий на противоположном конце патио. Пристально разглядывая балкон, он заметил, что его французский коллега занял удобную позицию на лестнице, возможно даже достаточно близко, чтобы подслушать разговор между их хозяином и женщиной, одетой как Мария Магдалина.

Дерек Уэйнрайт осторожно ощупал себя и убедился, что кроваво-красный церемониальный шнур Гильдии надежно спрятан в складках костюма. Он понадобится ему сегодня позже, в Каркасоне.

…Возможно, я — единственная защитница царевны, которую звали Саломея, но это моя обязанность. Я сожалею, что сделала это слишком поздно, ибо она не заслуживает столь ужасной участи. Было время, когда разговоры о ней и ее деяниях грозили смертью, и я не могла защитить ее, не подвергнув опасности последователей Исы и высокое дело Пути. Но как и многих из нас, ее судили те, кто не знал правды и даже не слышал отголосков ее.

Первое, что я скажу: Саломея любила меня и еще больше любила Ису. Дай ей возможность, в другое время или в другом месте, при других обстоятельствах, эта девушка могла бы стать истинным учеником, искренним последователем Пути Света. Посему я включаю ее в Книгу Учеников, ибо она могла быть среди них. Подобно Иуде, Петру и прочим, Саломея сыграла предначертанную ей роль и вряд ли могла избежать этой роли. Имя ее запечатлено на камнях Израиля, запечатлено на крови Иоанна и, возможно, на крови Исы.

Если деяния ее были опрометчивыми, ребяческими проступками юности — подростка, который не думает, прежде чем сказать — то в этом она действительно виновна. Но то, какой она осталась в истории — осыпаемая бранью и презираемая, как блудница, велевшая предать смерти Иоанна Крестителя, — я думаю, есть величайшая из всех несправедливостей, какие только я помню.

В день Последнего Суда, может быть, она простит меня.

И, может быть, Иоанн простит всех нас.

Аркское Евангелие от Марии Магдалины,

Книга Учеников

Замок Синих Яблок

24 июня 2005 года

Морин отправилась спать вскоре после того, как закончился фейерверк. Когда она спускалась по лестнице, появился Питер и предложил проводить ее обратно в ее комнату. Она более чем охотно приняла его предложение, чтобы скорее оказаться в одиночестве, в котором так нуждалась. Эти двадцать четыре часа подействовали на нее ошеломляюще. Разболелась голова.

Поздно ночью Морин разбудили голоса в коридоре. Ей показалось, что она узнала Тамми, которая говорила шепотом. Мужской голос что-то приглушенно прошептал ей в ответ. Потом раздался хрипловатый смех, так же отличающий Тамми, как и ее отпечатки пальцев. Морин слушала, радуясь, что ее подруга наслаждается вечеринкой.

Она улыбнулась, снова погружаясь в сон, мимолетно отметив сквозь дремоту, что мужской голос, интимно шептавшийся с Тамми, определенно не принадлежал американцу.

Каркасон

25 июня 2005 года

Дерек Уэйнрайт зевнул, когда утреннее солнце бесцеремонно ворвалось в окно его комнаты в отеле. Были две вещи, с которыми он не хотел бы столкнуться сегодня, — это похмелье и восемь новых сообщений на мобильном телефоне.