Через два дня.

Москва. Заречье. Дача Л. И. Брежнева. 15–00.

КЛАЦ!

Миша сидит в мягком кожаном кресле. Это, кабинет Брежнева. Сам хозяин медленно ходит из угла в угол. Он сильно сдал за эти дни, горбится, мешки под глазами, подволакивает ногу. На чистом рабочем столе, в левом углу, знаменитые «рогатые» часы. В правом углу, пачка фотографий. Моих фотографий! В смысле, я их сделал!

Хорошо, что в своё время я закончил курсы по PhotoShop, поэтому, всё сделал сам, без помощников. На одной стандартной микропленке шириной 16мм и длиной 65 см, фотоаппарат «Киев-30» делает 30 кадров. Вот, по 30 фотографий я и сделал всем троим, а на катушках написал красным импортным фломастером, выпрошенным у Вайсберга, который приобрёл импортные фломастеры в магазине «Березка» на чеки: «Брежнев», «Суслов» и «Андропов». Люди полковника Лазарева отработали скоро и безупречно, пленки из-за портрета Ленина изъяли, проявили, отпечатали, засекретили, и доставили в Москву адресатам.

Проще всего было с пленкой для Брежнева. Его самого и его семьи в Интернете много и редактирования фотографий почти не потребовалось. Вот, он сам. В гробу. С расстояния. Крупно. Понесли. Уронили! Вот, дочь Галина. Пьяная. Крупно. Скачет на столе и задирает юбку перед какими-то гопниками. В психушке. В гробу. Крупно. Вот, жена Виктория Петровна. В гробу. Двойная могила — жена с дочерью Галиной (даты смерти затёр). Вот зять, Юрий Чурбанов. В наручниках. В тюремной робе. В гробу. Могила (дату смерти затер). Вот, любимая внучка Виктория. Пьяная. Лысая. В психушке. В гробу. Вот, сын Юрий. В гробу. Вот, внук Андрей. В гробу. Вот, фронтовой друг Николай Щелоков. С простреленной головой. В гробу. Вот, его жена, Светлана. Тоже, самоубийство. В гробу. И на добивку — виды горящего Манежа и взорванного дома на Каширке.

С семьёй Сусловых пришлось повозиться. Вот, сам Михаил Андреевич. В гробу. Крупно. Понесли. Он был вдовцом к тому времени, и его жену я не нашел. А вот, пока уложил по гробам его сына Револия и дочь Майю, предварительно сделав из них маргиналов с выбитыми зубами, умучался. Но, в конце концов, справился.

С Андроповыми было чуть попроще. Вот, он сам. В гробу. Близко. Понесли. Вот, преданная им, первая жена Нина. В гробу. Вот, вторая жена, сумасшедшая наркоманка Татьяна. Близко. В гробу. Вот, сын Владимир, осужден, пьяница, умер в 35 лет, брошенный в больнице. В гробу. Вот, сын Юрий. В гробу. На добивку — сброс памятника Дзержинскому на Лубянке с разных ракурсов. Висящая, а после выломанная мемориальная доска Андропову на Кутузовском, 26.

Миша кашлянул, помахал рукою и аудиенция началась.

— Ну, кхм, здравствуй… — те, Ангел! — Брежнев подошёл к Мише и прищурившись, заглянул в его глаза, как будто хотел в них разглядеть что-то такое…, необычное.

— Простите, Леонид Ильич, но здоровья ни Вам, ни Вашей семье, пожелать уже не могу. Сами видите, решение принято. На самом верху! Могу сказать, «Салют» или «Привет», как Вам лучше?

— Ну ладно меня, кхм, а их то, моих… за что? У нас, кхм, сын за отца не отвечает, Сталин ещё, кхм, сказал! — восклицает Брежнев, показывая на фотографии своей семьи в гробах.

— Грехи отцов! Это у Вас не отвечают, а у нас, отвечают по полной, родовое проклятие, называется. Да, скоро всё сами узнаете. Чего, звали-то? И где остальные, Михаил Андреевич, Юрий Владимирович? — спрашиваю я.

— Умер Суслов, кхм, вчера ещё. Утром, принесли ему, кхм, пакет с фотографиями, посмотрел он их, рванул, кхм, ворот на рубахе и упал. Не довезли до ЦКБ, в «Скорой» отошёл, обширный инфаркт, врачи говорят. А Юру, довезли, он в ЦКБ сейчас, но почки у него, не знаю, выйдет ли? А я, вот, Вас жду, поговорить…

— Обоих встречу! — сообщаю я, — Специально схожу, попрошу этих, кто из-под хвостов выкусывает, чтобы для обоих котлы побольше приготовили и масла на сковороды не экономили. И «цик с гвоздями», для обоих, навечно! Ишь, ребёнка пытать вздумали! За деньги для людоедов!

— Я, кхм, не вздумывал! — волнуется Брежнев, — Наоборот, запретил им, Вы же сами, кхм, видите, что ни один волос с мальчика не упал и кормили его, кхм, хорошо. Хорошо же? Скажи, кхм, Миша! — Миша важно кивает, мол, да, кормили хорошо, — И родителей его, кхм, не тронули. Я приказал.

— А вот, за это, Вам, Леонид Ильич, скощуха вышла, о чем и сообщаю. — сообщаю я, — Велели отсрочку Вам определить, на сколько, как уж сам решу.

— 20 лет!!! — тут же требует Брежнев, — Ну, хотя бы, кхм, 15! На войне был, кхм, смерти не боялся, ну почти…, а сейчас, ну, так жить, кхм, хочется!

— Ну, хорошо! Даю половину. Дату Вам определяю 10 ноября 1982 года, через семь лет. Уже, тогда, точно и изменению не подлежит. И ещё, три Звезды Героя, в придачу. Всего, четыре. И ещё, три ордена Ленина. Всего, восемь. И погоны Маршала. И еще, орденов и медалей, по мелочи, много, для Вас не жалко. Годится?! Тогда, что, по рукам?! — протягиваю Брежневу ладонь для скрепления сделки.

— Добро! — уже улыбаясь, отвечает Брежнев по-морскому, — Годится, кхм, по рукам! — бьет своей ладонью мою. — Прямо завтра, кхм, в отставку, хоть поживу как человек. За семь лет, кхм, я еще ого-го сколько кабанов, кхм, настреляю. И на рыбалочку! В Завидово. На зорьку, кхм, на леща. Как хорошо!

— Э-э-э, Леонид Ильич! — тревожусь я, — Так не договаривались. Вот, проведете Съезд, примете всё, что сейчас уже подготовили по эко-реформе и, пожалуйста, змею качать, всем народом. Вы же читали у Ленина, если до конца 1982 года скакнете, то Вам ещё жить и жить.

— Хорошо, Съезд проведу, раз договаривались. — соглашается Брежнев, — Примем, что подготовили. Спасем, кхм, это грёбаное Человечество от отходов, хрен с ним! А дальше всё, пусть Женя теперь сам работает, а я на рыбалку!

— Какой Женя? — спрашиваю я, — Вашего приемника, Женя зовут? — начиная что-то подозревать, спрашиваю я.

— Какой, какой, кхм, тот самый, — улыбается вмиг помолодевший Брежнев, даже хромота прошла — Филатов Евгений Константинович, новый, кхм, Секретарь ЦК по Экологии. Это он всю эту хренотень, кхм, затеял, Скрепа, Экология. Вот, пусть теперь, кхм, и выруливает. Ну, а что, молодой, кхм, амбициозный, с опытом. Справится, я уверен! И с биржей, кхм, теперь уже сам пусть командует, я скажу Косыгину. Вы же, кхм, нарисуете ему новые таблицы? На Съезде, кхм, введем Филатова в Политбюро и на первом же Пленуме после Съезда, кхм, проголосуем за нового Генсека. Вы, только, ему, кхм, про