Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала Корнфилд принимал деньги американских военнослужащих, размещенных в Германии. Потом его взоры обратились дальше, и он начал заманивать в свою паутину американцев, рассеянных по всему миру (таких, по оценкам, было два с половиной миллиона). Затем наступила очередь клиентов британских офшорных сетей: гонконгских торговцев и кенийских белых поселенцев. И наконец в ход пошли все, до кого он мог дотянуться: французские владельцы каучуковых плантаций в Лаосе и Вьетнаме, бельгийские владельцы шахт в Конго, ливанцы из Западной Африки, живущие за рубежом китайцы и многие-многие другие. Когда Корнфилд приобрел свой первый самолет, в IOS стали шутить, что шеф создает «компанию по авиаперевозкам бегущего капитала». Судя по книге Тома Нейлора «Hot Money» («Горячие деньги»), курьеры
Корнфилда тайно вывозили огромные суммы из развивающихся стран: «Когда в Нигерии бушевала гражданская война и в страну устремились потоки международной помощи пострадавшему гражданскому населению, на сцене в роли помощника появилась IOS. Но средства, предназначенные на гуманитарную помощь, часто оказывались в женевских сейфах». Еще большие суммы были выжаты из Латинской Америки.
Как уже говорилось выше, организация IOS считалась моделью, ориентируясь на которую, лондонский Сити мог превратить себя в налоговую гавань. Но все складывалось не совсем идеально – к моменту появления статьи Роу IOS уже была замешана в крупном скандале, связанном с незаконными сделками, раскрытыми бразильской полицией в 1966 году. А в следующем году журнал Life опубликовал разоблачительную статью о совместных операциях по перевозке преступных денег курьерами IOS и Лански. И о чем только думал Роу?
Средства, предназначенные на гуманитарную помощь, часто оказывались в женевских сейфах
Том Нейлор отмечает одну любопытную особенность нелегальных офшорных денег. Банки принимают вклады (которые становятся их пассивами) и выдают кредиты (которые становятся их активами), а кроме того,
банки держат резервные капиталы, на самом деле являющие взносами инвесторов. Если кредиты не возвращают, эти деньги становятся своего рода амортизатором. Удар обрушивается не на владельцев депозитов, а на инвесторов. Но если кредиты не возвращают все чаще и больше, то капитал банков истощается, и вот тогда возникают настоящие трудности, как, собственно, и произошло во время последнего финансового кризиса. Благоразумные банкиры в этом случае ограничивают объем выдаваемых в кредит средств до суммы, кратной величине резервного капитала (скажем, совокупный объем средств, выдаваемых в кредит, превышает резервный капитал банка в десять раз). Для банков капитал намного ценнее, чем депозиты: большой капитал дает банкирам возможность умножать свои балансы.
Данное обстоятельство помогает понять, почему банки так любят офшорные депозиты. Следователи, занимавшиеся IOS, рассказывали, что этот фонд действовал, исходя из предположения, что 10–20 % его депозитов являются в сущности постоянным капиталом, поскольку собственники этих средств не могут их забрать – или потому что для них это будет рискованным делом, или потому что умерли. Неудивительно, что швейцарские банки так неохотно выдавали вклады евреев, погибших в нацистских концентрационных лагерях.
Созданная в США и возглавленная Волкером комиссия по выявлению активов, принадлежавших погибшим в годы Второй мировой войны евреям, обнаружила внутреннюю служебную записку крупного швейцарского коммерческого банка. Из документа совершенно определенно вытекало, что банк просто «снимал сливки» со счетов умерших – и это был «обычный способ… накопления резервов»23. Но дело этим не ограничивалось. Депозиты в офшорных банках, находящихся в секретных юрисдикциях, еще более прибыльны, так как вкладчики охотно соглашаются на процентные ставки ниже рыночных в обмен на соблюдение тайны. Вряд ли для кого-то явилось сюрпризом, что банки стали проявлять столь острую заинтересованность в частном офшорном банковском бизнесе.
Компания Корнфилда зашаталась в конце 1960-х годов. Швейцарские служащие фонда начали жаловаться, что Корнфилд им задолжал. Но более важной стала другая информация, полученная от бухгалтера-инсайдера: поблуждав тайком по международным лабиринтам IOS, он понял, что имеет дело с карточным домиком. Когда фонд окончательно рухнул, его перехватил Роберт Веско. По словам партнера Веско, этот «сукин сын наносит ущерб всему, с чем имеет дело; клевещет на все, что видит, и растлевает всякого, с кем заговорит». Он «мог разговаривать с людьми так, – говорил еще один партнер, – что те выпрыгивали из своих носков или мог просто вышибить вас из ваших же носков, или вы вдруг обнаруживали собственные носки на ком-то другом». Веско оказывал поддержку Линдену Пиндлингу, но последний был вынужден в 1973 году бежать с Багамских островов из-за давления США. Выяснилось, что Пиндлинг тайно пожертвовал 200 тысяч долларов Комитету по переизбранию Ричарда Никсона президентом США. Эта история внесла свой вклад в Уотергейтский скандал.
Архивы за 1960-1970-е годы рисуют вполне определенную картину британских интересов, во главе которых стоял Банк Англии, продолжавший и далее плести свою офшорную паутину. Впрочем, чтобы выяснить, когда и как этот образ мышления воплотился в паучью стратегию, необходимы дальнейшие исследования. А пока чиновники обсуждали возможные пути наступления на налоговые гавани, жители офшорных территорий просто продолжали преуспевать и сколачивать частные состояния. Причем делали они это почти без помех со стороны Лондона.
Один из первых практиков офшорного бизнеса – Кейси Гилл, юрист индийского происхождения и автор книги, рассказывающей об офшорной привлекательности Каймановых островов. Этот человек прибыл на острова, когда офшоры только начинались, и мог видеть, как сонная рыбацкая деревушка превращалась в деловую столицу24.
Со всего света на остров слетались бухгалтеры, экономисты, эксперты, чтобы обсуждать на своих семинарах и конференциях вопросы налогообложения. «Они приезжали и говорили: “В нашей системе есть прорехи.”». И законодательство Каймановых островов составлялось с учетом всего услышанного. Местные практики учитывали законы других офшорных юрисдикций и принимали свои, позволявшие Каймановым островам на шаг опережать конкурентов. «Кто-нибудь мог сказать: “Мы конкурируем с Лихтенштейном!» – или с Багамскими островами, или с Панамой, или со Швейцарией». Перед жителями Каймановых островов стояла четкая цель: они дружно принялись за работу и сумели перепрыгнуть через пропасть, отделявшую их от конкурентов. «Тогда еще существовала “красная угроза” – русские. Инвесторам повсюду мерещились их тени и призраки. У нас всех был один пунктик по имени “Кастро”, поэтому, если какая-то власть вдруг попытается экспроприировать активы, то ей придется столкнуться с тем, что все они принадлежат другим странам».
Огромное количество коммерческих сделок поставляли бедные страны Латинской Америки, – сказал в 1982 году заезжему журналисту Уильям Уокер, ветеран финансового сектора Каймановых островов. По его словам, большинство зарегистрированных компаний, названиями которых были украшены наружные стены его офиса, «не требовали особых хлопот». «Всего-то и надо было иногда подписывать документы да, может быть, проводить по два собрания в год. Из Центральной и Южной Америки нам поступало много денег… Большая их часть, разумеется, шла в обход правил валютного обмена, действовавших в странах Латинской Америки».