— Да уж, после фронта тишина давит, — согласилась Белозерцева и, забрав у Антонова подстаканники с чаем, сама поставила их на стол. — Иди, свободен, — отпустила она сержанта. — Жди меня в машине.

— Есть! — тот отдал честь и удалился.

— Алексей Александрович написал мне, как вы встретились с Наташей у него на батарее у Обаяни, — проговорила Белозерцева, глядя на Лизу. — Помнишь, как ты убивалась в Колочовке, а тебе сказала тогда, погоди, на войне всякое бывает. Может, и жива твоя сестра. Так и вышло. Наташа с госпиталем ушла к Сталинграду, а потом к Ватутину примкнула, к его частям, сначала санитаркой, потом переводчицей. Вот с ним и дошла до Орла и Белгорода. Ты с ней хоть успела попрощаться перед отъездом?

— Нет, свидеться не довелось, но я ей письмо чиркнула. Надеюсь, что вернусь скоро, — она выжидательно посмотрела на Белозерцеву.

— Вернешься, даст Бог, — ответила та серьезно. — Но вот скоро — это я сомневаюсь, Елизавета Григорьевна.

— Почему? — сердце Лизы замерло, она сразу подумала о худшем. — Меня все-таки арестуют?

— Ну почему «арестуют»? — Белозерцева с осуждением покачала головой. — Какая ты напуганная. Нет, Лиза, я вызвала тебя, чтобы продолжить наше дело. Теперь наше общее дело, видишь, — она щелкнула пальцами по нашивкам. — Все-таки зазвал меня Лаврентий Павлович обратно, в органы. Некому, говорит, твое детище, партизанскую задумку, с толком двигать, зашивается Симаков один. А дела предстоят серьезные. Вот и пригласила я тебя, Елизавета Григорьевна в помощницы, и себе, и Николаю Петровичу, — она посмотрела на Симакова, тот кивнул.

— А что делать надо? — спросила Лиза, нервно проглотив слюну.

— Пока учиться, — улыбнулась Белозерцева. — Я тебе говорила, что еще до войны, перед самым ее началом мы создали на территории Белоруссии и Украины законспирированные базы, на которых впоследствии сформировались из верным нам людей подпольные группы. Некоторые превратились теперь в весьма разветвленные организации. Одна такая группа работает у нас в Минске. Очень хорошо работает, к слову. Руководит ею профессор Минского университета Никольский. Они ведут пропагандистскую работу, передают сведения о передвижении войск, контролируют железнодорожные узлы. На базе этой группы мы задумали провести крупную диверсию в тылу противника, которая деморализует немцев, посеет панику. Ну хотя бы среди частей, расположенных в Белоруссии, это уже немало.

Для выполнения этой задачи, к заброске в Белоруссию готовится отряд. Я сама отправлюсь с ними, так как считаю необходимым руководить операцией на месте. Но мне в помощницы нужна женщина европейского склада, с хорошими манерами, владеющая немецким языком. Я остановила свой выбор на тебе, Лиза. У тебя есть опыт, все необходимые данные. Скажу прямо, требуется женщина для осуществления связи между мной и Никольским. Сейчас на оккупированных территориях мужчин мало, только старики, бабы да дети малые. Потому каждого мужчину, только появись он, гестапо сразу берет на заметку, не партизан ли? А гестапо уж если схватит кого зубами — не отпустит, сама знаешь. К тому же ты уже привычна к конспирации, этому тебя учить не надо.

— А чему тогда? — спросила Лиза.

— Прыжкам с парашютом, — ответила Белозерцева серьезно. — Нас выбросят с самолета, ночью. Так что тренировка необходима, чтоб не бояться да и не сломать чего-нибудь сходу, это было бы очень некстати. Как, согласна, Лиза? — Катерина Алексеевна сделала паузу, ожидая ответа.

— Я так понимаю, это приказ, — произнесла Лиза не очень уверенно.

— Нет, не приказ, — ответила Белозерцева коротко и пояснила: — Если ты откажешься, я отпущу тебя к Рокоссовскому и буду искать другую кандидатуру. Хотя признаюсь, это будет непросто. В Минске стоят власовские части, среди них немало наших бывших белоэмигрантов или их сынков. Так что твое дворянское происхождение и фамилия, которую мы даже менять не станем, была бы очень кстати. Меня они легко могут расшифровать. Я под легендой буду действовать. Да и возраст для молодых офицеров у меня уже неподходящий, как ни жаль, — она усмехнулась. — С первого взгляда еще сойду за молодую, а со второго-то — вряд ли. Как считаешь, Николай Петрович? — она лукаво взглянула на Симакова.

— Ерунду ты говоришь, Катерина Алексеевна, — смутился тот, — таких, как ты, поискать.

— Это здесь в Москве я хороша, потому что начальник, — Белозерцева покачала головой. — А вот двадцатилетний лейтенант или обер-лейтенант в Минске вряд ли за мной увиваться будет. Только если много выпьет в казино. Одним словом, рисковать — нет нужды. Все должно быть жестко и наверняка. Без поблажек. К тому же мне необходима определенная свобода действий, я не могу тратить время на то, чтобы прогуливаться с офицерами по городу. На мне — слишком много связей и ответственности. Вот для того и хочу взять Лизу. Ты мне так и не ответила, — она снова взглянула девушке в лицо. — Если не по приказу, то как?

— Я согласна, Катерина Алексеевна, — ответила та. — Конечно, я согласна. Вы столько сделали для меня! Но как же вы с ранением? — спросила она осторожно.

— В смысле, с головой? Ты не волнуйся, здесь никакой тайны нет, во всяком случае для Николая Петровича.— Белозерцева кивнула на Симакова. — Кому ж еще знать, как не ему. С головой моей случится может все, что угодно, — продолжила она со скрытой иронией. — Правда, в последние полгода она меня не беспокоит, но это еще ни о чем не говорит. Рецидив может повториться в любое время. Врачи, конечно, категорически против того, чтобы я летела в тыл к немцам. Прыгать с парашютом, хоть я и не новичок, все равно опасно. Во всяком случае, с моей болезнью: пуля может сдвинуться от удара о землю. Если б не война, если б было время на подготовку, если б она, война эта, давала нам время неспешно все устроить, — Катерина Алексеевна вздохнула. — Конечно, я бы не стала рисковать жизнью, подобрала бы людей, ввела бы их в курс дела, передала бы связи. Но в том-то и дело, у нас не только времени, людей толковых нет, точнее, очень мало их, и каждый — на вес золота.

В сорок первом под Волоколамском у Рокоссовского в дивизии НКВД из моих бывших подчиненных каждый третий голову сложил. Не думали тогда, что придется еще хитроумные операции с большим количеством людей устраивать. Одна мысль была — лишь бы выстоять, любой ценой, только бы не пустить врага к Москве. Шутка ли, у нас на Лубянке высадился немецкий десант в конце сентября. Прямо по окнам палить стали. Так кто был в наличии в здании — все в бой. А скольких прямо из этих кабинетов в траншеи и окопы отправили? Не десятки, сотни, сотни. И мало кто вернулся назад. А чтоб новых сотрудников подготовить — надо время. А его тоже нет.

Скоро двинутся наши войсковые соединения на Украину и Белоруссию, а там, особенно на Украине, все сложно: много повстанцев, предателей, так что необходимо заранее подготовить почву для вступления наших армий, чтобы в спину не били, чтоб каждый, кто а немецкую сторону глядел, был взят на карандаш и наказан соответствующим образом. Для этого надо организовать работу среди подпольщиков, сориентировать их, дать данные. При этом никто не отменял их непосредственных задач — устройство диверсий.