Встав в очередь, мы понаблюдали за происходящим. Каждый грешник подходил к Эсайасу, преклонял колени и что-то тихо говорил. Зачастую в качестве церковных пожертвований передавались какие-то свертки или мешки. Они были разных размеров, и многие из них позвякивали. Порой Эсайас протягивал для благословения свою сухопарую руку, выдавая поощрительную монету. В некоторых случаях размер подношений явно оказывался недостаточным, и тогда благословение сопровождалось не монетками, а тумаками. Схлопотавшие тумаки истово молили о прощении, а потом исчезали в ночи, несомненно искренне раскаявшись в собственной нерадивости.

— Нам, наверное, тоже следовало принести что-нибудь? — прошептал Клавдий.

— Мы принесли новости, — так же шепотом ответил я. — Хотя не уверен, что они ему понравятся.

Подошла наша очередь, и мы оба преклонили колени перед Эсайасом, вызвав удивленные взгляды телохранителей.

— Прости нас, отец, ибо мы согрешили, — сказал я.

— А ты не ошибся церковью? — ответил он. — Не всякий грех порицается в данном святилище. Хотя грешники порой получают порицание.

— Мы могли бы поговорить наедине?

Он окинул взглядом вереницу страждущих прихожан и спросил:

— Есть у кого-нибудь особые вопросы?

Все промолчали. Он повернулся к одному из дьячков.

— Отец Феодор, продолжай принимать пожертвования. Отец Мельхиор, следуй за мной.

Вслед за Эсайасом мы спустились по лестнице в подземную крипту. Там он остановился перед алтарной стенкой с изображением святого Стефана. Перекрестился, сдвинул эту панель в сторону и провел нас еще по одной лестнице вниз, где оказалось несколько комнат, обставленных с такой роскошью, какой не увидишь порой и во дворцах.

Удобно раскинувшись на покрытом красным шелком диване, Эсайас предложил нам сесть в стоящие напротив кресла.

— Что случилось, сын мой? — спросил он.

— Азан был одним из твоих людей? — спросил я.

— Мелкий воришка, старательный, но обделенный мозгами, — сказал он. — Мне показалось, ты употребил прошедшее время, говоря о нем.

— Его убили сегодня. В «Петухе».

— Вы?

— Нет, отец. Мы пришли сообщить о его смерти и заверить тебя, что не имеем к этому никакого отношения.

Сложив на груди руки, он откинулся назад, словно изображая упокоившегося с миром священника.

— Где его убили?

— В нашей комнате.

— Когда?

— По-моему, днем. Он лежал там, когда мы вернулись.

— Почему он оказался в вашей комнате?

— Мы уже дважды ловили его, когда он пытался обокрасть нас.

— Вот чертов олух, — заявил наш священник. — Ни на что не годится.

— Да, его попытки не удались.

— И все-таки непонятно, зачем кому-то понадобилось убивать его за кражу в вашей комнате. А вы не думаете, что кто-то убил его, приняв за одного из вас?

— Эта мысль приходила нам в голову.

Он резко встал, повелительно махнул рукой и грозно приказал:

— На колени, грешники!

В растерянности мы опустились на колени. Эсайас возложил свои узловатые руки на наши головы, словно собираясь дать благословение.

— Возможно, он действительно сам навлек на себя смерть, — сказал он. — Но вы не правы, полагая, что не имеете к этому никакого отношения. Само ваше присутствие в городе привело в движение обстоятельства, вызвавшие эту смерть. И, следовательно, по нашим законам, вы должны нам жизнь.

— Но…

— Или смерть. Встаньте и приготовьтесь выслушать наложенную на вас епитимью.

Мы встали, не вполне понимая, что он имеет в виду.

— Вы должны нам смерть убийцы Азана. Меня не интересуют тонкости стратегии или политики, замешанные в этом деле. Наше общество требует возмездия. Смерть за смерть. Вы должны стать избранным нами орудием мести.

— Но мы не знаем, кто убил его.

— А я рассчитываю, что вы все выясните. Если это связано со смертью ваших собратьев шутов, то вы, несомненно, продолжите свое расследование, иначе вас тоже убьют в скором времени. Тогда мы продолжим расследование за вас. Впрочем, нужный вам человек может оказаться совсем близко. Возможно, кто-то из постояльцев «Петуха» поймал его на воровстве да и убил сгоряча. Вы учли такой вариант?

— Нет, — признал я.

— В вашей гостинице живет много народа: охотник, мясник, здоровенный громила, который, собственно говоря, служит у меня сборщиком податей, и целая команда доведенных до нищеты и отчаяния заморских матросов. Никого из них нельзя сбрасывать со счетов.

— Похоже на то, — сказал я. — А что делать с трупом Азана?

— Где он сейчас?

— Мы оттащили его к нему в комнату.

— Разумное поведение. Пусть все идет своим чередом. Уверяю вас, что Симон не станет взывать к правосудию. Он предпочитает не привлекать внимания к своей особе. Итак, ступайте с миром, дети мои. Но возвращайтесь с хорошими новостями.

Отец Мельхиор проводил нас к выходу.

— Заключи договор с дьяволом, и не успеешь оглянуться, как начнешь работать на него, — высказался Клавдий.

— По-моему, все мы, в конечном счете, хотим одного и того же.

— А что, если смерть Азана не связана с нашими делами? Что, если его чисто случайно прирезали именно в «Петухе»? Неужели этот изверг не отвяжется от нас, пока мы не обнаружим и не убьем виновного? Азан промышлял воровством. И действия его убийцы, возможно, совершенно оправданны.

— Но зачем было перетаскивать труп в нашу комнату?

— Он запаниковал и не подумал о последствиях, — продолжала спорить Виола. — А нам теперь придется искать убийцу и казнить его. Это никакая не справедливость, а просто новое убийство.

— Мы что-нибудь придумаем. Пока у нас есть лишь предположения. Попробуем рассмотреть положительные стороны. Вероятно, убийца охотится за нами, поэтому мы сможем убить его без всякого сожаления.

— Скажи еще, что мы совершим благодеяние! О господи, до чего шутовская жизнь извращает логику. Послушай, у меня такое ощущение, что назревают серьезные события. Я действительно считаю, что ты должен позволить мне разведать, какую игру ведет Талия.

— Если бы ты была уже вполне оперившимся шутом…

— У нас нет времени, — прервала она меня. — Ради тебя я научилась жонглировать, разыгрывать разные трюки и убивать. Пусть я еще не достигла высшего мастерства, но со слежкой смогу справиться.

— Нет.

— Ты что, защищаешь ее? — запальчиво крикнула она. — Неужели после стольких лет разлуки все еще не можешь забыть ее прелести? Так или иначе, но она замешана в том, что происходит здесь, а ты из-за какой-то былой истории предпочитаешь не замечать этого. Или история еще не закончена? Может, тебе хочется возобновить ваши отношения? Конечно, мне ли соперничать с ней? Ведь я даже еще не стала шутом. Хотя уже перестала быть женщиной, черт возьми!