Свет приближался медленно и торжественно. Том подумал, что так двигался бы и он сам, если бы ему пришлось идти грудью на два автомата. Теперь он мог уже разглядеть две фигуры, вернее два смутных силуэта в бьющем в глаза, колеблющемся свете фонаря. Он не видел пока, полицейские ли это. Впрочем, кто еще это мог быть? Уж, наверное, не банковские чиновники! Нетрудно вообразить, какие мысли владеют этими двумя несчастными. Интересно, что сказал бы обо всем этом покойный дядюшка?

А действительно, что сказал бы дядюшка Эл о двух полицейских, которые покорно тащат миллион долларов банде гангстеров (или "мошенников", потому что на языке дядюшки все правонарушители назывались "мошенниками")? Начать с того, что дядюшка просто не поверил бы, что такое возможно. Он и его начальство в "старые добрые времена" решали такие проблемы с помощью ураганной стрельбы. Пятьдесят, а то и сто полицейских атаковали бы вагон и в конце концов прикончили бы злодеев. Правда, при этом погиб бы добрый десяток стражей порядка и почти все заложники. Конечно, во времена дядюшки Эла людям тоже приходилось порой платить выкуп, но полицейские этого никогда не делали. Полицейские должны были "мошенников" ловить, а не платить им.

Во времена дядюшки Эла все было по-другому. Полиция тоже не пользовалась любовью, но ее хотя бы побаивались. Попробовал бы кто назвать патрульного "фараоном" или свиньей! Немедленный арест, темный подвал и десяток садистов в полицейских мундирах живо выколотили бы охоту оскорблять представителя власти. А во времена отца дядюшки Эла полицейская служба была и того проще. Все проблемы решал толстобрюхий ирландец в форме, да и проблем-то у него всего и было, что какие-нибудь детские шалости. Однако ко времени, когда третье поколение семьи Берри пошло служить в полицию, все переменилось. Полицейских теперь на каждом шагу безнаказанно обзывали свиньями.

А Диди? Он мог вообразить, в какой ужас привел бы Диди дядюшка Эл, не говоря уже о его толстом и продажном папаше. А с другой стороны, ее, возможно, порадовала бы сцена, которую он наблюдал сейчас: двое полицейских выполняют роль мальчиков на побегушках у бандитов.

Два лица возникли в дверном проеме. Одно покрывала голубая каска тактических сил, на фуражке второго тускло мерцала кокарда транспортной полиции. Один из них посветил фонарем внутрь вагона, второй разворотом плеча бросил на пол мешок, который приземлился с глухим стуком. Кипа рулонов туалетной бумаги произвела бы, наверное, похожий звук. Оба посыльных с напряженными красными лицами круто развернулись и скрылись в темноте.

Лонгмэн

Лонгмэн жадно смотрел, как деньги рассыпались по полу, когда Райдер развязал узел и перевернул мешок: десятки зеленых пачек, аккуратно перетянутых резиновыми лентами. Миллион долларов, мечта каждого американца, валялся теперь на давно не мытом, заплеванном полу вагона подземки. Стивер снова снял плащ и пиджак, и Райдер проверил крепления его пояса для денег. Четыре таких пояса стоили хороших денег. Они были устроены по принципу спасательных жилетов: одевались через голову и закреплялись завязками по бокам. В каждом из них было сорок карманов, равномерно распределенных рядами спереди и сзади.

Стивер стоял, как манекен, опустив руки по швам, пока Райдер рассовывал деньги по карманам его пояса. Когда с ним было закончено, он перешел в центр вагона и поменялся местами с Джо Уэлкомом. Джо непрерывно что-то говорил, а Райдер молча и сноровисто впихивал пачки в карманы. Сердце Лонгмэна подпрыгнуло, когда через весь вагон Райдер сделал знак, чтобы он подошел.

Его переполнила радость. Однако Райдер первым делом попросил заполнить его собственный пояс, и Лонгмэн почувствовал обиду В самом деле, чья вообще была идея, если не его? Почему же он должен быть последним? Но стоило ему прикоснуться к деньгам, как обида бесследно пропала. Ведь пачки, которые он вкладывал сейчас в карманы Райдера, стоили по десять, а то и по двадцать тысяч каждая.

— Сколько денег! — прошептал он. — Просто не верится…

Райдер по-прежнему хранил молчание и лишь поворачивался, чтобы Лонгмэну было удобнее заполнять задние карманы.

— Скорей бы все это кончилось, — сказал Лонгмэн. — Я имею в виду все остальное…

— Все остальное будет очень просто, — перебил его Райдер ледяным тоном.

— Ничего себе — просто, — твердил Лонгмэн. — Это риск. Один промах и…

— Снимай плащ, — коротко распорядился Райдер.

Наконец деньги были уложены, и все они вернулись по местам. Лонгмэн шел к началу вагона с ощущением, что на него давит тяжкий груз, хотя он отлично сознавал, что несколько десятков пачек в его поясе едва ли весят больше двух килограммов. Его позабавило, что некоторые из пассажиров смотрели на него с завистью, сожалея, видимо, что у них не хватило смелости решиться на что-то подобное. Только деньги, голый чистоган у всех на уме в наши дни, подумал он. Под маской он широко улыбнулся. Однако когда Райдер снова удалился в кабину машиниста, довольное выражение пропало с лица Лонгмэна. Им еще предстояло благополучно убраться отсюда, и именно это было самой опасной частью всей операции.

С приступом тошнотворного страха он вдруг понял, что у них ничего не выйдет.

Райдер

"Пелхэм, 123" вызывает Прескотта в Центральной диспетчерской", — сказал Райдер в микрофон.

"Прескотт слушает".

"Готовь карандаш".

"Я готов. Как деньги? Все в порядке — и количество и цвет?"

"Прежде чем я дам дальнейшие инструкции, должен напомнить, что их следует соблюсти до последней буквы. Жизнь заложников все еще в опасности. Я хочу, чтобы вы об этом помнили. Подтвердите прием".

"Скотина!"

"Если ты меня понял, отвечай просто "да".

"Да, скотина!"

"Я продиктую пять нижеследующих пунктов. Запиши каждый из них и подтверди, как понял, без лишних комментариев. Первое: по окончании нашего с тобой разговора вы восстановите напряжение на всем отключенном участке. Прием".

"Понял".

"Второе. По восстановлении напряжения вы очистите от других составов путь, на котором находится наш вагон, до станции "Саут Ферри" включительно. Стрелки должны находиться в нужном положении, все сигналы светофоров — зеленые. Я настаиваю на последнем. Все светофоры должны быть открыты. Вы не должны пытаться остановить нас. Повтори".

"Путь свободен до "Саут Ферри". Все светофоры открыты".

"Первый же красный сигнал — и мы убиваем заложника. Любая попытка задержать нас — и мы убиваем одного из пассажиров. Теперь третье: все поезда, как местные, так и экспрессы, следующие за нами, должны стоять на месте и ни один поезд не должен двигаться навстречу нам от "Саут Ферри". Прием".

"Поезда, которые идут за вами, все равно не смогут к вам приблизиться. Они