Бенеш был полностью удовлетворен ответом из Москвы и в начале мая 1943 года отправился в США. Хотя некоторые правые круги в США считали Бенеша чуть ли «большевиком», переговоры с президентом Рузвельтом были очень продуктивными.

13 мая 1943 года Бенеш сообщил Масарику из Вашингтона: «а) В отношении России он (Рузвельт) считает, что России надо доверять и продолжать такое лояльное сотрудничество и после войны в полном объеме. Рузвельт хочет придать этому практическое значение и встретиться со Сталиным и открыто и реалистично обсудить с ним все вопросы. Прошу об этом не говорить. б) Рузвельт реалистично смотрит на советско-польские отношения. В этих отношениях хотя бы прекратилась дальнейшая полемика, однако он очень правильно смотрит на трудности с польской стороны и на форму разрешения польско-советского пограничного спора… в) Я проинформировал президента о наших переговорах с Советами, об их точке зрения на необходимость урегулировать отношения с нами в договорной форме[221] и об их заверениях, что они не намерены вмешиваться в наши внутренние дела, так же как и об их принципиальной готовности договориться с демократической Польшей. Президент принял это к сведению с твердым удовлетворением и признал, что с Россией мы ведем себя правильно…»[222]

Ободренный поддержкой Рузвельта, Бенеш вернулся в Лондон и хотел немедленно выехать в Москву, откуда сообщили, что ждут его уже в июне. Интересно, что Бенеш вообще хотел ехать в СССР прямо из США, но тут опять вмешались англичане, все еще не оставлявшие попыток сорвать заключение советско-чехословацкого договора. Они заявили Бенешу, что путешествовать через Средиземное море небезопасно.

В Лондоне Бенеша снова убеждали не ехать в Москву до урегулирования советско-польских отношений. 4 июля 1943 года Фирлингер писал Бенешу из Москвы: «Лично я думаю, что надо бы обратить внимание англичан на то, что они не будут содействовать нормализации польско-советских отношений, противясь нашему соглашению с СССР»[223].

10 июля 1943 года Бенеш беседовал с представителем Форин офис Локкартом, опять утверждавшим, что между Москвой и Лондоном есть соглашение о незаключении договоров с малыми странами во время войны. Правда, теперь Локкарт называл его уже «джентльменским» (то есть устным и необязательным). Терявший терпение Бенеш прямо говорил, что именно на договор с Москвой он хочет «опереться» «в хаосе» после войны[224].

14 июля Бенеш встретился с американским послом в Лондоне Биддлом и попросил передать Рузвельту, что поездка в Москву откладывается из-за сопротивления англичан. Биддл был «удивлен» и «ясно высказался против позиции Великобритании». «Он считает, – писал Бенеш, – что нельзя ждать быстрого улучшения у поляков, что мы правы, когда пытаемся решить свои вопросы с Россией сами, что было бы хорошо и другим, если бы мы подписали договор. У меня сложилось впечатление, что он говорил абсолютно искренне»[225].

На следующий день Богомолов «с иронией» спросил Рипку (госсекретаря МИД), хочет ли правительство ЧСР подписать с СССР соглашение, которое само же и предложило? Он еще раз подтвердил, что никаких обязательств у СССР относительно «малых стран» нет.

16 июля 1943 года состоялось заседание чехословацкого правительства, на котором единогласно было принято следующее решение относительно договора с Москвой:

– правительство настаивает на заключении договора;

– договор должен быть подписан «как можно скорее»;

– правительство желает, чтобы президент отправился в Россию «как можно быстрее»[226].

22 июля 1943-го Рипка выступил с докладом о советско-чехословацком договоре на заседании госсовета. Мнение участников тоже было абсолютно единодушным. В резолюции госсовета говорилось: «…Государственный совет высказывает свое согласие с подходом, которым следует в этих вопросах правительство, и снова подчеркивает в полном согласии с президентом республики и с правительством, что твердо поддерживает заключение договора о дружбе и взаимной помощи между Советским Союзом и Чехословацкой Республикой… Государственный Совет в нескольких своих заявлениях уже выразил свое полное согласие с такой политикой. Государственный совет полностью согласен с желанием чехословацкого правительства, чтобы этот договор был подписан как можно быстрее и чтобы официальный визит президента республики в союзный нам Советский Союз осуществился бы как можно скорее»[227].

Однако теперь англичане просили повременить до первой встречи министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, которая должна была состояться в Москве в октябре 1943 года.

Ведущий сотрудник Форин офис Никольс в беседе с Рипкой 23 июля вообще пытался доказать, что русским нельзя верить, несмотря ни на какие договоры. К тому же, мол, британское общественное мнение настроено против советско-чехословацкого договора. Рипка на это ответил, что общественное мнение в Англии следует за правительством. А если в Англии говорят о чехословаках, что они «в объятиях большевиков», то это «зловредная пропаганда». «Пусть пропаганда твердит о Советах что угодно, но остается очевидным фактом, что они никогда не нарушали ни одного письменного обязательства, которое на себя брали, и не только в политических вопросах, но и в вопросах торговых, финансовых и т. д. Поэтому мы можем безопасно полагаться на то, что они будут также соблюдать и договор, который мы с ними хотим заключить… Я открыто сказал Никольсу, что позиция, которую сегодня занимают англичане, мешает нам консолидировать наши внутри– и внешнеполитические дела… Я подробно объяснил Никольсу, что в этом вопросе среди наших людей царит абсолютное единство… Все единогласно требуют, чтобы договор был заключен как можно скорее»[228].

Рипка прямо сказал, что Бенеша очень огорчает нежелание британцев понять его политику.