— Готовьтесь, Минута настает. Готовьтесь, Минута приближается!

Поравнявшись с Ксавье, он как бы в шутку — поскольку оцепенение подручного было чревато бедой — поднес расширяющийся конец рупора к самому уху парнишки и снова прокричал свой лозунг. Ксавье подпрыгнул как обваренный, в глазах у него отразилась такая паника, будто его разбудил будильник.

Но скоро он пришел в себя. Огляделся вокруг, сначала удивившись тому, как он очутился в этом месте, потом поразившись тому, что, несмотря на козни всех недоброжелателей, он остался прежним. Все, что происходило вокруг, казалось ему нелепым и странным. Создавалось такое впечатление, что даже атмосфера содрогается от скопившегося в ней электричества, как будто в преддверии могучего разрешения воздух вибрирует с грохотом листовой жести. Взгляд подручного упал на журнал, о котором он тоже совсем забыл. Ксавье снова раскрыл его. С какой это стати, скажите на милость, он должен отчаиваться? Может быть, там можно найти какую-то информацию, какую-то деталь, которая ему поможет, направит его поиски по нужному следу, воодушевит его? Он дошел до страниц, написанных нормальным языком. Они предназначались очень ограниченной аудитории и назывались Странички подручного.

Парнишка внимательно их пробежал, но ничего действительно для себя полезного не нашел. Несколько поучительных историй, добродушный юмор, карикатуры денди — как же все это было далеко от того, что на самом деле творилось на строительных площадках! (Так, например, на одной картинке были изображены маленькие монахи в сутанах, умилительно махавшие пухлыми ручками, как будто с кем-то прощались. «Бригада миссионеров-разрушителей отправляется в Японию. Саёнара!») Когда он перевернул страницу, с нее как будто бесенок соскочил: на него с портрета смотрел Лазарь. От одного его вида подручного затрясло. Сын Великого Бартакоста был призван служить образцом для молодых читателей: «Ты тоже можешь стать Грозой Стен!..» В сопроводительном тексте, насколько мог судить Ксавье, ложь громоздилась на небылицы. Он перевернул эти страницы, чувствуя себя еще более удрученным, чем раньше. А потом случайно заметил объявление в рамочке.

До него не сразу дошел его смысл — сначала он мелькнул как некая, если так можно выразиться, достаточно абстрактная догадка, которая, тем не менее, вскоре превратилась во вполне осязаемое искушение. Он вспомнил слова слепого нищего, которые завертелись у него в голове, как мелодия шарманки: «С этой лягушкой ты сможешь стать очень богатым». Ксавье пошарил в кармане и вынул оттуда его жалкое содержимое. Потом снова перечитал объявление.

Однако ему пришлось отвлечься от размышлений, потому что вокруг стало происходить что-то в высшей степени странное. Все грузовички, машины, трамваи и так далее вдруг остановились, пассажиры из них вышли, и народа вокруг стало в три раза больше, чем когда Ксавье пришел сюда час назад. Неподалеку тот же церемониймейстер продолжал скандировать тот же лозунг: «Готовьтесь, Минута настает. Готовьтесь, Минута приближается!» — это, видимо, означало, что вот-вот должен неумолимо наступить конец света. Рядом с заинтригованным Ксавье прошла женщина, бормоча что-то себе под нос, как актриса, повторяющая роль перед выходом на сцену. Какой-то старик со скакалкой, перекинутой через плечо, гнусаво повторял своей жене снова ненова: «Я не мог, ну, честное слово, не мог я». Итак далее. Все чего-то ждали. Кто-то с буйным восторгом, но большинство с угрюмой сосредоточенностью, как будто собираясь с силами перед неминуемым тяжким испытанием, и все словно боялись что-то пропустить. Ровно в полдень взвыла сирена, и Нью-Йорк превратился в сумасшедший дом.

Ксавье не знал, в какую сторону смотреть. С семидесятого этажа здания «Тайме» к пятому этажу расположенного напротив через площадь дома по наклонной был протянут канат. Какой-то человек, прицепившись к этому канату за ноги и за воротник, скользил вниз с сумасшедшей скоростью, будто летел, но вдруг ноги его случайно отцепились, канатоходец животом наткнулся на ветку высокого дерева, сбив себе дыхание, и завертелся на канате, как китайский фонарик на ветру. Не успев вовремя прийти в себя и включить тормозную систему, он врезался головой в стену здания. Никому, казалось, не было до этого дела. На улицах, на бульваре, в парке, у входов в здания и магазины каждый во всю силу легких пел свою собственную песню, плясал собственный танец, что в целом представляло невообразимую какофонию. Две пожилые дамы весьма почтенного вида, осторожно поддерживая друг друга за руки, слегка приподнимали ноги в такт напеваемой с одышкой мелодии канкана. Старик, который только что прошел мимо с женой, из последних сил неловко прыгал через скакалку, было ясно, что он уже на грани инфаркта; а жена все его подгоняла, играя на губной гармошке. Такое же опереточное безумие охватило многие тысячи других людей — на улицах, на всех этажах стоявших поблизости зданий, повсюду, куда доходил взгляд. Некоторые в опасных позах гримасничали на карнизах и, чтобы потешить зрителей, пытались перебраться от одного окна к другому. Взобравшись на капоты автомобилей, молодые модники самодовольно пытались отбивать чечетку. Другие, должно быть, решили, что превратились в кошек, и, взобравшись на деревья, свисали с ветвей. Кто-то просто кувыркался. Но ни один человек не стоял спокойно на месте. Причем во всей этой вакханалии не чувствовалось ни радости, ни хорошего настроения, как будто горожан кто-то заставлял все это вытворять помимо их воли.

Никто, кроме Ксавье, не был потрясен происходящим, никто не стоял на месте, будто их ноги приросли к земле. Его замешательство привело к тому, что проходивший мимо полицейский походя ткнул его под ребра дубинкой — ведь он и был призван к исполнению важной задачи — разбираться с нарушителями общественного порядка. Тот же самый полицейский, который совсем недавно поднял его журнал, теперь без всякого намека на шутку бросил ему сквозь зубы:

— Эй, козел! Пошевеливайся! Или тебе невдомек, что сегодня праздник? — Ксавье понятия не имел даже о том, какое сегодня было число. — У нас сегодня Национальная Минута Сильных Ощущений, чтобы выжить в Соединенных Штатах Америки! Шевелись, делай что-нибудь. Только поторапливайся, а то я тебя оштрафую!

И полицейский пошел дальше, неуклюже приплясывая, как пятящийся боком лось. Ксавье постарался что-нибудь изобразить — он поднял ногу, руки положил на шляпу и попытался сделать пируэт, как балерина на музыкальной шкатулке.

Как только он два раза обернулся вокруг собственной оси, у него так закружилась голова, что пришлось закрыть глаза. И в этот самый момент кто-то прокричал прямо ему в ухо:

— Хватит корчиться, дурак! Ты что, не понял, что Минута уже прошла?

Подручный открыл глаза и чуть не упал, потеряв равновесие. Начался учет нанесенного Минутой ущерба. Завыла сирена «скорой помощи». Пожарные сносили вниз врезавшегося в стену канатоходца, тело его обвисло у них на руках, как тряпка. Несколько человек, в основном старики, со стонами расползались в разных направлениях. Их мучила боль в растянутых связках, вывихи и прострелы. Вновь взревели моторы. Люди со злостью повсюду осыпали друг друга взаимными упреками. Один мужчина толкал другого, одетого как тамбурмажор, обвиняя его в том, что тот помял капот его машины, ударяя его при этом головой о тот же капот и повторяя: