А дальше, как можно догадаться, грянула война, уезжая на фронт, Володя даже не решился попрощаться с Рогозиной, только спрятал на груди блеклую фотографию группы, где во втором ряду слева можно было разглядеть при особом старании Маринино прекрасное лицо. Но и фотография затерялась во времена его странствий по госпиталям с проклятой эмпиемой. После победы, как мы уже знаем, Володя перешел в другой институт, поближе к приятелю Грише, Марину он не искал, говорил себе, что после стольких лет и бед она все равно не вспомнит невзрачного однокурсника. Но на самом деле одна ужасная мысль, что Марина могла не пережить войну, как не пережили многие знакомые, одна эта мысль обдавала таким холодом, что легче было не думать и не знать!

Конечно, к тридцати годам Ковригин накопил собственную историю знакомств и мелких увлечений, однажды он даже чуть не женился на маминой сотруднице, библиотекарше Леночке, тем более маме очень нравилась эта идея, а сама Леночка была мила, деликатна и явно влюблена в Володю. Но в том же году, случайно оказавшись в Крыму по горящей райкомовской путевке, он вдруг завел сумасшедший молниеносный роман с одной отдыхающей, красавицей по имени Эльвира. Несмотря на ужасное имя, Эльвира безусловно затмевала всех его знакомых женщин, не говоря о скромной серенькой Леночке, была легка, раскована и потрясающе целовалась. Володя чуть сознание не терял от бегущих одна за другой безумных сжигающих ночей, пустынный темный пляж пугал шорохами и криком чаек, полотенце быстро отсыревало на холодном песке, так что приходилось крепко обниматься, чтобы согреться. Соседи по комнате дружно завистливо хихикали, когда он еле живой плюхался под утро в кровать и блаженно засыпал до позднего жаркого полдня. Казалось, сама судьба сделала за Володю выбор, но за день до окончания путевки Эльвира честно призналась, что имеет хорошую крепкую семью и ничего в своей жизни не планирует менять. Дружески расцеловав потрясенного Ковригина и подарив ему на прощанье ожерелье из ракушек, она быстро собралась и укатила к законному мужу, ответственному работнику главка.

Эта, в общем-то, банальная история имела роковые последствия не только для Леночки, с которой Володя больше никогда не встречался, но и для него самого. Воспитанный Любовью Дмитриевной на лучших произведениях российской словесности, высокой духовности и морали, несчастный Ковригин никак не мог развязаться с презренной земной страстью и уже год пребывал в мрачном одиночестве под дружное осуждение матери и верного Гриши.

Конечно, идея женить Володю на юной красотке Аллочке принадлежала Грише. На вялое сопротивление друга он отвечал гневными тирадами довольно одинакового содержания, так что их беседы в знаменитой столовой выглядели следующим образом.

– Нет, ты скажи, она тебе не нравится?! – возмущенно вопрошал Гриша, опытным мужским взглядом окидывая стройную Аллочкину фигуру и роскошные волосы.

И Владимиру приходилось признаваться, что, да, конечно, нравится, любому нормальному человеку нравятся молодые красивые женщины.

– Тогда, может быть, ты женат, обременен кучей детей и просто для развлечения собираешься подло обмануть бедную девушку?

И опять Владимир признавал, что совершенно не собирается обманывать бедную девушку, тем более подло и для развлечения.

– Тогда, может быть, ты импотент? – зловещим шепотом выдыхал верный политрук.

Владимир мучительно морщился, вспоминал безумные ночи с коварной Эльвирой, прятал под столом дрожащие руки… Нет, импотентом он определенно не был.

На этом аргументы с обеих сторон обычно заканчивались, и Гриша, при активной поддержке технолога Леши и обстоятельного бухгалтера, переходил к разработке дальнейшей стратегии и тактики ковригинского романа.

Поход в Большой театр все же пришлось отложить до лучших времен, более-менее подходящие лодочки нашлись в Пассаже только через неделю после намеченного числа. Владимир вежливо выслушал историю о внезапной бабушкиной болезни.

На лодочки ушла приличная часть Аллочкиного аванса, но сожалеть особенно не приходилось, – намечалось следующее очень серьезное мероприятие, свадьба технолога Леши, на которую она была приглашена вместе с Ковригиным. Правда, вначале возникли определенные препятствия и сложности с этой свадьбой, потому что Леша жил в дальнем пригороде, в позднее время никакие электрички оттуда не ходили, а оставаться ночевать в незнакомом доме Алла категорически отказалась. Служебной же машиной Ковригин в нерабочее время воспользоваться не мог и совершенно не понимал, как воспользоваться не мог и совершенно не понимал, как решить этот вопрос.

Но верный Гриша не дремал и тут же нашел выход, а именно – предложил пригласить Аллу вместе с какой-нибудь из подруг, чтобы девушки могли вместе дождаться у Леши первой электрички и вернуться в Москву, благо торжество намечалось на субботу. Рая Зыренко не заставила себя долго упрашивать, она уже давно томилась от противоречивых и смутных чувств, где радость за младшую подругу смешивалась с горькой завистью и обидой на несправедливую судьбу. И хотя в данном случае ей доставались лишь отголоски чужого праздника, все-таки лучше хоть что-то, чем полная пустота.

Нет, если бы Алла знала, что свадьба окажется такой неинтересной, ни за что бы не поехала! Жених Леша и его невеста в совершенно некрасивом, в сплошных оборочках, цветастом платье сидели где-то далеко, на другом конце стола, так что их почти и не было видно. Незнакомые шумные люди много ели и пили, выкрикивали неприличные тосты, потом пошли плясать нетрезвым хороводом. Владимир почти все время молчал или начинал рассказывать о производственных новостях, Гриша скучал под строгим присмотром беременной жены и к ним почти не подходил. Но, главное, пропала Раечка! Алла хорошо помнила, что Раю посадили в дальнем углу, рядом с бухгалтером Павлом Иванычем, как коллег по работе, но когда она вскоре оглянулась, ни подруги, ни бухгалтера за столом не оказалось, и только незнакомая толстая женщина на Раином месте с завидным аппетитом ела винегрет. Прошли два беспокойных томительных часа, прежде чем подвыпивший благодушный Леша наконец вспомнил, что у Раечки разболелась голова и она уехала последней электричкой, кажется, в сопровождении того же Павла Ивановича.

Алла совсем растерялась, ей было жалко и Раечку, которой выпало страдать, да еще в обществе скучного бухгалтера, и себя, одинокую и чужую на ненужном затянувшемся празднике, и, особенно, новые лодочки, никем не замеченные. Гости вразнобой тянули песню про любовь-разлучницу. Уже принесли последние пироги с вишнями, на запасном столе у окна громоздились грязные тарелки, полные окурков.

– Давайте уйдем, – шепотом сказал Владимир.

– Давайте! – впервые за вечер повеселела Алла.

Они вышли на темную спящую улицу. Было совсем тепло, сквозь черноту ночи дымкой просвечивали цветущие яблони. Владимир взял ее за локоть, но как-то неловко, словно по обязанности. К тому же получалось очень неудобно идти рядом по узкой тропинке.

– А когда первая электричка? – поспешно спросила Алла.

– Часа через два, – ответил Владимир, отпуская локоть, – можем подождать на станции. Или давайте просто пойдем в сторону Москвы, а она нас нагонит когда-нибудь.