«Господи, до чего ж он мерзок!» – подумала Аделаида.

– Я была с друзьями, – произнесла блондинка с застенчивой неловкостью.

– Вот и славно, голубушка! Выходит, недоразумение разрешилось. У друзей, говорите, были – хорошо! А фамилии их назвать можете? Слово дворянина – как только они подтвердят ваши слова, отпущу вас тотчас же. Ну, что же вы, милочка, не тяните время!

– Я не знаю фамилий, только имена…

– А мне без разницы, – побагровел следователь, – хоть прозвища! Меня все устроит! Да только не надоело ли вам комедию ломать? А? Хватит, дорогуша! Тут все понятно: мужу наплели, что будете в компании адвоката Ардашева, а там – что останетесь в номере. Сами же, тем временем, свиданьице назначили князю. Забрались с ним на скалу, пиджачок попросили, холодно, мол, а потом столкнули несчастного кавалера с обрыва. И все вроде бы предусмотрели! Даже пиджак обратно на труп напялили! Только вот записочку свою не нашли. А ведь искали же, наверное? Да откуда было вам знать, что князь ее в портсигар спрятал! Узнаете? – он бросил на стол крохотный листок. – Здесь обнаружены отпечатки именно ваших пальцев! – соврал Боголепов.

Аделаида почувствовала, как у нее из-под ног уходит пол, а перед глазами появились розовые голубки, точно такие, как на бумажке.

– Что с вами! – испугался следователь и потянулся к графину с водой, но было поздно – Варяжская упала в обморок.

«Лошади переминаются с ноги на ногу, стонет колесная ось, и хрипло скрипит на телеге плохо сбитый сосновый гроб. А покойник ждет не дождется, когда его опустят в могилу, ведь для мертвых людей земля – что небо для птиц, что вода для рыб…

Знаешь, Леночка, я видел Шахновского. Он как раз и лежал в той самой домовине, которую притащили дроги. Граф почти не изменился, если не считать нескольких морщин на лбу да двух продавленных складок на губах. Его римский нос заострился и посинел; щеки провалились и пожелтели, а мочки ушей обвисли. Странная штука жизнь: я всем сердцем желал ему смерти, а когда она пришла, мне почему-то нерадостно. Его никто не отпевает. Все, кажется, о нем забыли. Правда, ближе к вечеру пришли два надзирателя и отнесли его в покойницкую. Я тоже зашел туда. Прости, но мне очень хотелось поговорить с ним. Ты, верно, догадываешься, о чем я его спрашивал. Он мне все рассказал. Оказывается, все было не так, как я думал, – ты первая его поцеловала… Шахновский мне клялся, что ты сама захотела иметь с ним близость. А в конце нашего разговора он почему-то сказал, что очень скоро мы все опять встретимся. Господи, какая чушь! Этого просто не может быть! Ты спрашиваешь, почему? Да потому, что сегодня тепло, светит солнце и щебечут птицы.

Это письмо я отошлю тебе утром. На этот раз его принесет ветер. Помнишь, как он трепал твои волосы, когда мы мчались на лихой тройке? Ты так задорно смеялась и в шутку называла меня площадным подьячим. Ах, как давно это было! И было ли?..

P.S. Еще на прошлой неделе эти бездарные людишки отобрали у меня бумагу и химический карандаш, который и так был сломан. Глупые, пусть тешатся. Зато мне помогает сама природа: небо – бумага, перо – мысли, а чернила – слова, которые ложатся на безоблачную голубую поверхность.

P.P.S. Но ведь граф говорил неправду?»

Молва о том, что у Замка коварства и любви обнаружен еще один труп, а рядом – карта, разнеслась по городу быстрее, чем старые лошади дотянули тело Вернигорина до прозекторской Хлудовской больницы. Вдогонку первым слухам полетело еще известие об аресте злодейки, погубившей стольких грешников. И как ни пытался полковник Куропятников угрожать и уговаривать подчиненных, но все равно в полицейском «стаде» нашлась «паршивая овца», выболтавшая из корысти пятигорскому репортеру Эйдельману фамилию подозреваемой.

И уже утром следующего дня «Кавказский край» всколыхнул Воды сенсационной статьей под названием «Благоухающая смерть», в которой падкий до жареных фактов журналист пояснял, что имя злодейки Аделаида, и в переводе с древнегерманского языка оно означает «благоухающая». Однако этого ему показалось мало и он упомянул ее фамилию. Со свойственной всем газетчикам издевкой, Эйдельман вволю поиздевался над женщиной, вылепив из нее исчадие ада. Досталось и ее «престарелому супружнику», стараниями журналиста превратившегося чуть ли не в соучастника всех ее душегубств.

Под утро, когда Осип Осипович, не ложившийся спать всю ночь, сомкнул веки, перед его номером послышался чей-то смех. Поднявшись, он нашел подсунутый под дверь печатный пасквиль, который вывел скромного чиновника из себя.

Последующие события, в статье «Страус Эму» на Воронцовском проспекте» во всех красках описал «Пятигорский листок» – давний конкурент «Кавказского края»:

«Вчера, служащий губернского правления г. Казани, титулярный советник Варяжский О.О., чья честь была попрана известной статьей «Благоухающая смерть», решил отомстить ее автору и отправился в Пятигорск. Однако драться с иудеем на дуэли он почел постыдным. И тогда он прибегнул к довольно необычному способу расправы. Зайдя в комнату, где Гирша Эйдельман в одиночестве готовил материал к новому номеру, Варяжский представился и заявил, что приговаривает журналиста к вечным мукам. И если Эйдельман вылил на его голову море лжи, то он опрокинет на последнего всего лишь полштофа серной кислоты. С этими словами мститель выплеснул содержимое бутылки в обидчика. В ту же секунду репортер почувствовал, как у него на лице начала лопаться кожа и заслезились глаза. Придя от страха в неистовство, с криком «Спасите!» он выпрыгнул из открытого окна, сбил с ног мирно шествующего городового и бросился к аптеке. Оторопевший полицейский кинулся вдогонку. Вскоре Гирша оказался в участке, где стражи порядка не могли отказать себе в удовольствии намять бока этому надоевшему всем выскочке. Естественно, никто не поверил его россказням о серной кислоте ввиду того, что повреждений у задержанного обнаружено не было. А секрет Варяжского был прост: вместо H2SO4 в бутылке находился газированный Нарзан, пузырьки которого, попав на лицо репортера, создали неприятное ощущение, сходственное с ожогом. Обуреваемый страхом газетчик был просто не в состоянии трезво оценить ситуацию. Спешим заметить, что это всего лишь наши догадки, поскольку следов шипучей жидкости на одежде или лице Эйдельмана полиция не усмотрела. Это и неудивительно, ведь Гирша несся со скоростью страуса эму и даже обогнал автомобиль директора Вод, двигавшийся в попутном направлении, да и Реомюр вчера показывал 29° в тени. Следственно, остроумный г-н Варяжский не оставил никаких шансов редакции «Кавказского края» привлечь его к ответственности».

На следующий день, расплатившись, Осип Осипович тихо покинул номер фешенебельного отеля. Как позже выяснилось, титулярный советник, чтобы сэкономить деньги, переехал на съемную квартиру, и некогда шумная компания уменьшилась до четырех человек. «Да и право же, – объяснял он, – кто знает, сколько времени придется провести в Кисловодске, ожидая пока недоразумение с Аделаидой не разрешится?» Настроение у всех было подавленное, и Ангелина Тихоновна даже вслух высказала мнение о досрочном отъезде домой. А Клим Пантелеевич, внешне казавшийся невозмутимым, ежедневно ходил на почту, ожидая каких-то известий. На расспросы Нижегородцева он отвечал уклончиво и всячески старался уединиться. Вероника Альбертовна чувствовала, что муж никак не может распутать клубок преступлений, и старалась лишний раз ему не докучать. Дни отдыха мелькали быстро, как в затяжной болезни.