Хотя Эдвине явно нравилось мужское общество, она яростно выступала в защиту прав женщин. На приеме в честь Джорджа Бернарда Шоу она язвительно спросила великого ирландского драматурга: «Правда ли, что в вашей восхитительной пьесе „Пигмалион“ вы задаете вопрос, почему женщины не могут быть больше похожи на мужчин?» «Да, — ответил он, — правда». — «Но, дорогой мистер Шоу, встречный вопрос к вам — почему мужчины не могут быть больше похожи на женщин?» Великий писатель засмеялся и был вынужден вежливо согласиться. Будь положение Эдвины не столь высоко, а отношения с сильными мира сего не столь близки, подобные смелые выступления общество наверняка встретило бы куда менее терпимо.

Пока Эдвард и Эдвина жили под защитой своего домашнего мирка, их шотландская нянька Летти Росс рассказывала им невыдуманные истории из собственного детства о том, как обращаются с женщинами бедных сословий. А позже Эдвина и сама это наблюдала, посещая общежития для рабочих и многоквартирные жилые дома. Благодаря ее огромному влиянию на брата у Эдварда тоже открылись глаза, а душа у него была доброй и отзывчивой.

В Америке бирмингемский банкир Эдварда заметил, что тот жертвует тысячи долларов на разные женские нужды; чего стоил один только чек на пятьдесят тысяч, отправленный в Нью-Йорк Маргарет Сангер, отъявленной суфражистке, ратовавшей за контроль над рождаемостью. Банкир поделился своими соображениями с партнером: «Имени, правда, наверняка не скажу, но в ухе у него явно сидит какая-то баба и диктует, что делать».

Так оно и было. Чего банкир не знал, так это того, что у обоих — и брата, и равным образом у сестры — имелся весьма личный интерес к безопасному и эффективному контролю над рождаемостью.

Если и была у Бренды слабость — помимо мороженого и пончиков, — так это парики. Парики она обожала, но не абы какие, а хорошие, дорогие. Она не покупала их, как старшая сестра, в магазине «Дом париков мисс Далилы», и на рыночной площади она их не покупала, а заказывала на сайте «Эксклюзивные парики». У нее был парик Тины Тернер, Дайаны Кэрролл, и нынче утром она явилась на работу в новом парике Бейонсе, которым была не очень довольна.

— В рекламе он выглядел лучше, — заявила она.

Около десяти утра Бренда зашла в кабинет Мэгги и зашептала так, чтобы Этель не слышала:

— Мне надо, чтобы ты сводила меня куда-нибудь обедать, идет?

— Хорошо, куда?

— Я записана на прием к хилеру-экстрасенсу.

— О нет. Опять.

— Да, но этот с самих Филиппин и приехал только на один день.

Мэгги покачала головой:

— О боже… И где это состоится?

— В старом мотеле «Хамбрам», на старом шоссе номер восемь.

— Ох, дорогая, неужели тебе не жалко денег? Ты же знаешь, эти люди — обманщики.

— Ничего подобного! У Тоньи в прошлом году удалили опухоль.

— Бренда, у того человека в рукаве была спрятана куриная печенка, он просто сказал, что удалил опухоль. Ты мне сама это рассказывала, помнишь?

— Ну, я могла ошибаться… Что бы он там ни сделал, это сработало. У нее больше нет опухоли.

— Да с чего ты взяла, что она у нее вообще была?

— Да наверняка была. Она говорит, что чувствует себя на сто процентов лучше.

— Ты уверена, что хочешь туда пойти? Не слишком хорошая реклама — чтобы уважаемого агента по торговле недвижимостью увидели на приеме у шарлатана.

— Нас никто не увидит.

— Хорошо. А я тебе зачем нужна?

— Вряд ли я смогу вести машину после операции. Хочу, чтобы он помог мне избавиться от камней в почке.

— Я думала, ты лечишь свои почки силой позитивного мышления.

— Да. Это как раз часть такого лечения.

— А Робби ты скажешь, куда идешь?

— Нет, она не верит в альтернативную медицину.

— Бренда, это вряд ли можно назвать альтернативной медициной. Обычный фокус-покус.

— Ой, Мэгги, перестань, прошу тебя. Времени на это уйдет всего ничего.

— Конечно, я тебя отвезу, но обещай не рассказывать Робби, что я была за рулем. Не хочу, чтобы она на меня злилась.

— Обещаю.

Потом Мэгги сидела на парковке перед мотелем «Хамбрам» и, чтобы убить время в ожидании Бренды, листала Справочник брокерских контрактов. Через сорок пять минут Бренда вышла из номера 432 с коричневым бумажным пакетом в руке и широченной улыбкой на лице. Она открыла дверцу и провозгласила:

— Я исцелилась. Вот мои камни.

Открыв пакет, она вынула маленькую стеклянную банку. Ее содержимое подозрительно напоминало гравий на подъездной аллее перед мотелем «Хамбрам», но Мэгги подумала, что не стоит об этом упоминать.

— А я даже ничего не почувствовала, — восхищалась Бренда.

— Что ты с ними собираешься делать?

— Хранить.

— Где?

— Ну, не знаю. Может, в медицинском шкафчике. А что?

— Я бы на твоем месте их выбросила. Вдруг их найдет Робби?

Бренда подумала, подумала, достала мобильный телефон и набрала номер сестры.

— Тонья, слушай, если вдруг Робби позвонит тебе и спросит о банке с камнями из почки, скажи, что это твои. Ладно? — И положила трубку.

Через пять секунд телефон зазвонил. Выслушав, она сказала:

— Тебе не нужно знать почему, просто скажи, и все. — И снова положила трубку.

Мэгги сказала:

— Жаль, у меня нет сестры, а то бы тоже могла ею командовать.

Бренда захохотала:

— Я отдала бы тебе Робби и Тонью, но никто не поверит, что они твои сестры.

Высадив Бренду вместе с ее «почечными камнями», Мэгги, вместо того чтобы отправиться прямо домой, снова заехала в библиотеку. Ей хотелось еще что-нибудь выведать про Эдварда Крокера.

Пролистав микрофильмы чуть дальше во времени, она нашла заголовок, датированный 16 января 1939 года.

ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ОПАСАТЬСЯ, ЧТО ЭДВАРД КРОКЕР ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ В МОРЕ

Через три дня после смерти любимой сестры бирмингемский магнат Эдвард Крокер объявлен пропавшим без вести. Вероятно, несчастный случай произошел во время прогулки под парусом у северного берега Шотландии, где похоронена его сестра.

Еще одна заметка от 28 апреля 1939 года:

ЭДВАРД КРОКЕР ОФИЦИАЛЬНО ПРИЗНАН ПОГИБШИМ

После двух недель активных поисков власти оставили надежду найти пропавшего Эдварда Крокера. Родственник в Шотландии говорит, что последний раз Эдварда видели утром в день похорон сестры, где он сообщил, что отправляется в море немного «проветриться». Поскольку Эдвард превосходно ходил под парусом, есть предположения, что скверная погода стала причиной тому, что ни судно, ни капитан так и не вернулись. Весь Бирмингем оплакивает кончину великого промышленника и филантропа.