– Вчера вечером я встречался с Дереком и Джеем… у меня и мысли не было… но… я познакомился с девушкой и… извини… привел ее домой.

– Ладно. – Каролина кивнула и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза.

Как обычно, первыми исчезли пороги – река обнажила белые округлые валуны, похожие на обглоданные кости, и заостренные камни, которые десять тысяч лет назад притащил ледник, прописав их на илистом каменистом дне. На возникшем мелководье бродили три старика с металлоискателями – по слухам, некогда здесь затонул паром с рудничными сокровищами. Старики прочесывали открывшееся дно и, прислушиваясь к писку в наушниках, мечтали о древних монетах и серебряных самородках, но были бы рады и позывному от старого плуга или автомобильного остова – всякой загадке, которой так не хватало в их жизни. Как все люди, они слишком поздно поняли, что загадка – ключевой интерес земного существования, отвлекающий от мыслей о его неизбежном финале. Человек увлекается и остывает, увлекается и остывает – в конце концов этот алгоритм его и приканчивает. Но старики не делились друг с другом печалью. Кивая и настороженно вскинув бровь, они брели по сверкающему мелководью, выставив металлоискатели, точно трости слепцов, и были равнодушны к глубоким местам, где жизнь продолжалась: речное полотно, взрезанное пловцами, рыболовами и лодками, взрывалось крохотными призмами, осыпавшимися дождем.

Сотню лет народ любовался укрощенной июльской гладью, на двадцать миль протянувшейся от озера Кёр-д’Ален в лесистом Айдахо до ледниковых оврагов на западе, где река замедляла свой бег, отмечая конец лесов и возвращение великой каменистой пустыни Запада. Здесь были уже не белые сияющие камни, чуть волновавшие поток, но черные и мрачные скалы. Слоистые столбы вулканического базальта дробили реку на рукава, похожие на огромные наконечники стрел, оружие доисторических индейцев; камень брал верх над водой, загоняя ее в тесные русла, что огибали скалистые острова и обрывались каскадом. И пусть вода заверяла в своей конечной победе, каждое лето черные мрачные камни говорили, что наступит она весьма не скоро. Зрители не спешили к водопаду, превратившемуся в писающего мальчика. Кому нужны фото камней?

Наверное, потому-то все и проморгали засуху. Но она подкралась к городу. Пятьдесят четвертый день без дождя газета отметила цветной фотографией фермера во втором поколении, в пальцах растиравшего сухую землю. Ну и что с того? Фото и статью о засухе народ воспринял как нечто далекое и теоретическое, вроде телепрограммы, заполняющей время между ужином и постелью. Неужто кто-то еще верил, что вода нисходит с неба, а фермы до сих пор существуют? Вода течет из кранов. Продукты растут на магазинных полках. При чем тут засуха, если каждое утро поливалки орошают зеленые лужайки?

Вот что было истинным мерилом воды. А не какая-то изможденная река, что, перебравшись через водопады, ковыляла умирать на равнине между Мирной долиной и Девятой милей. При закрытых плотинах вода собиралась в череду озер, безопасных даже для пьяных паромщиков, водных мотоциклистов и собак, вплавь настигавших теннисный мячик. Остаткам реки дозволялось протиснуться сквозь турбины и очистные сооружения, где, миновав отстойники, вода продолжала свой путь мимо строительных комбинатов, конезаводов и ферм и, обогнув индейскую резервацию Колвилл, впадала в Колумбию, которая уже давно перестала быть великой американской рекой и превратилась в обыкновенную систему плотин и озер.

В мифической западной реке есть равновесие и покой, рыбак, удящий нахлыстом, сливается с природой. Но нынче все реки загажены скотиной и дорожным мусором. Разрушены. То, с чем не справились камни, с прискорбной легкостью довершили плотины, превратившие большие реки в мертвые озера стоячей воды.

В одном из таких озер, что всего в двенадцати милях от Спокана, опустившаяся вода обнажила остов старой жатки на конной тяге. Лет восемьдесят назад какой-то фермер ее выбросил, а река приняла и в периоды засухи, случавшиеся раз лет в десять, показывала тем, кто шарил по дну Нынче жатку обнаружили двое мальчишек, которые брели вверх по течению и тыкали палками в отмели, ища лягушек. Длинные железные зубья, торчавшие из воды, смахивали на ребра, а сиденье уборщика – на комическое велосипедное седло.

Потом ребята расскажут телерепортерам, что от заржавевшего агрегата несло странной гнилостной вонью. За зубья жатки зацепилось до неузнаваемости разбухшее голое тело, будто слепленное из воздушных шаров цвета илистой отмели. Знавшие этого человека живым никогда не поверили бы, что этот баламут, бабник и хулиган, которого боялись и вожделели, превратится в водянистое месиво из химикалий и органов. Река показала свой старый-старый фокус. Через три месяца она отдала Паленого.

Как ни странно, Каролине понравилось работать под руководством Спайви. Он был профессионален и въедлив, а его дотошность, прежде выглядевшая занудством, как нельзя лучше соответствовала бухгалтерской сущности сыска. Через шесть недель конференц-зал, при Дюпри напоминавший клуб нервных циников, обрел вид подлинного штаба многофункциональной оперативной группы: на стенах карты, графики и фотографии, на вращающемся стеллаже аккуратно систематизированные и всегда доступные рапорты об образцах земли, волокнах ковров и биологических пробах. Конечно, и при Дюпри что-то подобное наблюдалось, но главное отличие было в организации дела и рабочей атмосфере. Комната больше не производила впечатления полицейского участка, где копы, забросив ноги на стол, лакают кофе и нескончаемо треплются по телефону. Если прежде рабочий день завершался всего лишь непоимкой убийцы, то теперь сыщики расходились по домам, составив обзоры дел по проституткам, отчеты о «влиянии окружающей среды», выразившемся в опарышах на трупах, и достигнув прочих небольших, посильных свершений. Компьютерная база данных непрестанно пополнялась массой информации: доносы, допросы, осмотры, экспертизы, отчеты, дополнения, опросы на месте происшествия, аналогичные преступления по всей стране, словно гигантский объем сведений мог раскрыть преступление и обнаружить Ленни Райана, схоронившегося в ворохе бумаг. Каждый детектив имел персональный компьютер, куда заносил все свои контакты; систематизированные, они были доступны по нажатию клавиши F2. Штатный программист приспосабливал программы к нуждам группы и удерживал бестолкового детектива Лейрда от пальбы в компьютер, который категорически не понимал его запросов. Шесть детективов разделили зоны работы: прошлое жертв и опросы проституток (сфера Каролины), результаты осмотра места происшествия и экспертиз, розыск Ленни Райана. На ежедневных летучках все отчитывались и выдвигали идеи.

Многое в Спайви по-прежнему раздражало – та же манера вздергивать пиджачные рукава, как банкир, собирающийся сунуть руку в унитаз, или неуемное желание всех напоить кофе и накормить выпечкой. На летучках он выглядел не руководителем группы, а снисходительным официантом.

– Кажется, вы положили глаз на последнюю плюшку, Каролина.

– Нет, она ваша, Крис.