Вернувшись из Москвы в Петербург, Екатерина написала князю Дмитрию Голицыну, своему послу в Вене, что желает, чтобы «Его Величество [император Священной Римской империи] удостоил Генерала Графа Григория Потемкина, много мне и государству служащего, дать Римской Империи княжеское достоинство, за что весьма обязанной себя почту». 16/27 февраля 1776 года Иосиф II неохотно согласился, несмотря на протест своей матери, королевы Марии Терезии. «Очень забавно, — усмехался французский поверенный в делах Корберон, — что набожная императрица-королева награждает любовников не принадлежащей к истинной церкви русской царицы».[271]

«Князь Григорий Александрович! — приветствует Екатерина Потемкина 21 марта. — Всемилостивейше дозволяем Мы Вам принять от Римского Цесаря присланный к Вам диплом на Княжеское достоинство Римской Империи». В России было много князей, но Потемкин становится отныне светлейшим князем — или просто светлейшим. Вспомнив случай Григория Орлова, дипломаты сделали вывод, что это прощальный подарок фавориту. Екатерина «подарила ему еще 16 тысяч крестьян, приносящих ежегодный доход по 5 рублей с души». Что это? Отставка — или подтверждение его заслуг?[272]

«Я обедал у графа Потемкина, — записывает Корберон 24 марта. — Говорят, что его кредит падает, что Завадовский по-прежнему пользуется интимным доверием и что влиятельные Орловы снова ему протежируют».[273]

Светлейший хотел быть не только князем, но и монархом: он уже опасался, что Екатерина может умереть и оставить его на произвол Павла, от которого «ему нечего ждать, кроме Сибири».[274] Чтобы избежать этого, требовалась независимость — владения за пределами России. Некогда императрица Анна Ивановна сделала своего фаворита Эрнста Бирона герцогом Курляндии, прибалтийского княжества, подчиненного России, но формально принадлежавшего Польше. Потемкин пожелал получить Курляндию, которой управлял сын Бирона Петр.

2 мая Екатерина сообщала своему послу в Варшаве графу Отто-Магнусу Штакельбергу: «Желая отблагодарить князя Потемкина за его службу отечеству, я намерена отдать ему герцогство Курляндское», — и предлагала способ действий. Фридрих Великий приказал своему посланнику в Петербурге предложить Потемкину помощь в этом деле и 18/29 мая направил князю теплое письмо. Но Екатерина ничего не делала без оглядки: Потемкин еще не проявил себя как правитель и ей нужно было действовать осторожно, как в Курляндии, так и в России. Требование независимого трона станет лейтмотивом всей дальнейшей карьеры Потемкина, но она всегда будет стараться удержать его энергию в пределах России.[275]

В то самое время, когда, по мнению иностранцев, Потемкин полностью потерял доверие императрицы, непредсказуемая пара переживала кульминацию своей любви. Она посылает ему, наверное, лучшее признание, какое может сделать женщина: «Батинька Князь! До рождения моего Творец назначил тебя мне быть другом... За дар твой благодарствую, равномерно же за ласку».[276] Вероятно, они снова на какое-то время соединились, но болезненные переговоры не прекращались. Оба чувствовали, что им не спасти свой союз.

В начале апреля 1776 года в Петербург приехал прусский принц Генрих, чтобы подтвердить союз своего брата Фридриха с Россией. Усилия, приложенные Фридрихом, чтобы сократить российские приобретения в русско-турецкой войне, охладили отношения между двумя державами. Младший брат Фридриха был умелым военачальником, тонким дипломатом, одним из инициаторов раздела Польши 1772 года и тайным гомосексуалистом. На четырнадцать лет младше Фридриха, он казался пародией на него и жестоко ему завидовал — такова судьба младших братьев всех королей. Он одним из первых стал заигрывать с Потемкиным, который, вдруг обнаружив интерес к иностранным делам, устраивал путешествие Генриха. «Я буду счастлив, — писал ему принц, — если во время моего пребывания в Петербурге смогу засвидетельствовать вам свою дружбу и уважение». 9 апреля, в день своего приезда, он подтвердил это заявление, добавив к уже обширной коллекции иностранных орденов Потемкина прусского Черного Орла, что дало награжденному повод обменяться с Фридрихом II лестными письмами. Можно не сомневаться, что принц Генрих горячо поддержал курляндский проект.[277]

В день приезда прусского принца случилось несчастье.

В 4 часа утра 10 апреля 1776 года у великой княгини Натальи Алексеевны начались роды. Императрица поспешила в покои невестки и оставалась с ней и с Павлом до 8 часов утра.[278]

Время было самое неподходящее: принц Генрих требовал августейшего внимания. Вечером государыня и принц присутствовали на концерте скрипача Лиоли «в апартаментах его сиятельства князя Григория Александровича Потемкина», сообщает камер-фурьерский журнал. Принц обсуждал с Потемкиным русско-прусский союз; следуя инструкциям Фридриха, Генрих старался понравиться фавориту. Ночью Наталья Алексеевна, казалось, вот-вот подарит империи наследника.

Великая княгиня уже успела разочаровать императрицу. Павел любил ее, но она вряд ли оправдывала его привязанность. Екатерина II Потемкин подозревали, что у нее роман с Андреем Разумовским, ближайшим другом Павла и большим любителем женщин. Тем не менее 11 апреля Екатерина вернулась к постели роженицы, провела возле нее шесть часов, а затем обедала у нее в покоях с двумя князьями, Орловым и Потемкиным. Весь следующий день она также провела у великой княгини.

Иностранные дипломаты почти досадовали на то, что роды отсрочили «падение Потемкина», как записал Корберон. Великая княгиня была близка к агонии. «Кушание было подано во внутренние Ее Величества покои, только кушать не изволила, а кушал князь Григорий Александрович Потемкин», — отмечено в камер-фурьерском журнале.[279]