— …Макар, про тебя говорят, что твой случай как раз их тех, когда талант способен пробить себе дорогу сам. Это правда?

— Да почему? С нами продюсер уже работает, и довольно известный…

— Но на конкурсе–то вы выступали без продюсера! Это, знаете ли, дорого стоит, самостоятельно стать лауреатами конкурса такого уровня! А ты молодец! Прямо пришествие второго Макара на нашу эстраду…

Мужик с микрофоном хохотнул весело и залопотал снова о чем–то быстро–быстро. А Пашка стоял и смущался. Он всегда смущался, когда его хвалили. И в детстве тоже…

— Ну что ж, Макар, поздравляем тебя! – снова обратился к нему мужик. – И напоследок расскажи–ка что–нибудь о себе. А что? Привыкай давай, сейчас часто будешь такие вопросы от нашего брата слышать…

— Ну, что я могу о себе… - пожал плечами Пашка. – Ничего такого особенного в моей жизни и нет. Все как у всех, наверное. Девушку вот свою люблю, семью свою люблю… И маму… У меня замечательная мама, знаете ли…

Он вдруг снова улыбнулся во все лицо и посмотрел прямо в камеру, то бишь прямиком в Асины расширенные глаза. И вскоре исчез с экрана – камера повелась вслед за мужиком с микрофоном, который уже мчался сквозь толпу, приговаривая в него быстро и крикливо, и вертел во все стороны маленькой головой в залихватской бейсболочке. А Асе удалось, наконец, выдохнуть из себя воздух. А вместе с воздухом пошли потоком из глаз и горячие счастливые слезы. Подхватившись быстренько со стула и закрыв лицо руками, она убежала в ванную и закрылась там ото всех – так сладко она еще никогда в жизни не плакала… Ну почему, почему она глупая такая? Надо радоваться и прыгать от счастья, а она опять плачет. Уже все по очереди постучались к ней в ванную, спеша поделиться впечатлениями, а она так и сидит на корточках, притулившись спиной к белому боку стиральной машины, и вставать ей не хочется, не хочется идти и расплескивать по каплям на всех сидящее в ней счастье. А идти надо. И счастьем делиться надо. И они с ней своим тоже поделятся. Потому что здесь у нее все по–настоящему. Потому что счастье – это когда не надо суетиться и не надо никому доказывать свою преданность и выслуживать за это любовь, когда тебя любят просто так твои друзья, твой мужчина и твои дети. И ты их так же…

Встав на ноги, она заглянула торопливо в зеркало и опять не узнала себя. Из зеркала смотрело на нее абсолютно, просто до безобразия счастливое и красивое женское молодое лицо. Хоть и сильно зареванное. И глаза огнем горят, и щеки пылают, и даже привычные ранние морщинки подевались куда–то, разгладились сами собой, будто и не было их никогда. Она даже рукой провела по лицу осторожно, не веря своим глазам. И улыбнулась себе осторожно – надо же…

— Ну, мам, ну ты чего опять? — кинулась к ней на шею Светка, как только она вышла из ванной. – Смеяться надо, а ты плачешь…

— Анастасия, хватит рыдать! Иди быстро к нам! – крикнул из комнаты Кот. – Давай за сына твоего выпьем, я наливаю уже!

— А может, за будущего зятя? – громко вторила ему Татьяна и смеялась пьяненько и весело.

— Ась, не плачь! — обнял ее за плечи Димыч, когда она уселась, наконец, на свое место. – А может, и правда, еще одного себе сына родим? Смотри, какие они у тебя талантливые получаются. А что такого – женщина ты еще молодая, сильная… А?

— Нет, а чего ты у нее на это разрешения спрашиваешь? – громко вдруг возмутился Кот. — Возьми да и реши вопрос самостоятельно! Муж ты ей или кто?

— Понял! Спасибо за совет! Буду стараться! – в тон ему гаркнул по–военному Димыч и выгнул грудь колесом.

И они опять засмеялись, и Ася отбивалась от них весело…

* * *

19.

А следующим летом появился на свет маленький Димыч. Светка на нее изворчалась вся – ну что за манера называть детей именами их отцов… Хотя ворчать ей особо было и некогда – вовсю готовилась к вступительным экзаменам в тот самый престижный институт, с которым так круто в свое время обошелся Пашка. И экзамены сдала хорошо, без всяких репетиторов и дополнительных платных занятий. Да и откуда у ментовской падчерицы деньги возьмутся на репетиторов? Зарплата у него не та…

Ася, толкая перед собой коляску, медленно прогуливалась по институтскому скверику в ожидании дочери, убежавшей поглазеть на списки поступивших. Вообще, она и так уже знала, что поступила – вчера еще ей об этом в деканате сказали. Но все–таки, интересно же в своем счастье лишний раз удостовериться да среди будущих однокашников потолкаться…

Димыч крепко спал, раскинув по коляске пухлые ручки. Ася не стала закрывать его сверху одеяльцем – августовский день выдался теплым и сухим. Первые желтые листья сваливались ей под ноги, никуда не торопясь и красиво фланируя, и она катила по ним свою коляску, нетерпеливо вглядываясь в конец аллеи - скоро уже домой пора, маленького Димыча кормить, а Светки все нет. Да и большой Димыч тоже обещал на обед домой приехать… Вдруг Ася остановилась и замерла, и даже вздрогнуло что–то внутри в первый момент испуганно. Неужели? Может, показалось сослепу? Нет, этот голос она никогда и ни с каким другим голосом больше не перепутает…

На скамейке скверика, обнимая за плечи какую–то молодую полненькую девицу, восседала Жанночка. Девица, закрыв лицо руками, крупно дрожала покатыми плечами и мотала головой из стороны в сторону, отчего ее тщательно ухоженные, модно и красиво подстриженные волосы мотались вслед за головой совершенно безвольно. А Жанночка все пыталась отвести их от ее лица и приговаривала–приказывала своим хорошо поставленным низким грудным голосом:

— Соня, прекрати плакать! Ну не поступила, ну и что! Говорила тебе – надо было раньше по репетиторам начинать ходить! Не плачь! Мы сейчас поедем с тобой к Левушке, и он в два счета решит этот вопрос! Можно же учиться и на коммерческой основе…

— Что вы, Жанночка Аркадьевна! Это же дорого… У меня сроду таких денег не водилось…

— Это не вопрос, Соня! Левушка за тебя все заплатит! И даже за пять лет вперед!

— Ну как же… Вы и квартиру мне сняли хорошую, и обставили, а теперь еще и за учебу…

— Соня, прекрати ныть! Я знаю, что я делаю! Раз я решила, значит, ты будешь здесь учиться!

Ася с напряженным вниманием все вглядывалась и вглядывалась в Жанночкину собеседницу, сексапильную эту толстушку, и все никак не могла вспомнить, где же она ее видела. Вот определенно где–то видела, и даже, может, говорила о чем, но где? И когда? Нет, не вспомнить…

Видимо, почувствовав пристальный на себе Асин взгляд, Жанна подняла глаза и округлила их тут же удивленно, и долго еще моргала растерянно, пялясь на Асину коляску. Потом, наконец, улыбнулась и встала ей навстречу со скамейки:

— Аська! Ты, что ли? Чего ж ты Светку так не уберегла? Родить в таком возрасте… Она что, и школу не закончила, выходит?

— Почему, закончила… — улыбнулась ей весело Ася. И очень даже хорошо закончила. В институт вот поступила…

— А… Это…

Жанна испуганно выставила свой перст в сторону коляски и гневно округлила в ожидании ответа глаза. Будто не желали ее глаза видеть увиденное, и уши, по всей вероятности, не желали услышать предполагаемого Асиного ответа.