может решиться один такой холодильник купить, в селе Богородское отдаются почти даром – за ничтожные 22 тысячи. Валентиныч не зря пошёл в тот магазин, умирая от скуки! Вокруг деревня, а в центре её – хороший, годный торговый центр с дешёвыми, практически дармовыми холодильниками! Валентиныч полчаса в этом торговом центре катался по полу, обнимал холодильники, плакал и просил политического убежища – пока его не взяли за руки и не выкинули на улицу!

Одно из двух – или в село Богородское пришёл запоздалый коммунизм, и скоро там начнут раздавать бытовые приборы даром, или до села Богородское новомодные повышения цен не доходили со времён дефолта, прости-господи, 1998 года выпуска. Или это я такой дурак и опять всё перепутал.

В-четвёртых, в селе Богородское есть даже девушки. Одна такая девушка с ногами, как на картинке – просто с идеальной формы ногами! – сидела в поликлинике на кушетке и, как и положено всем девушкам, на Валентиныча даже глазом не вела, хотя я там был самым видным мужчиной – на фоне остальных, которые были ростом мне по пояс, одевались в противомоскитные сетки и беспрестанно ругались друг с другом, с врачами и по телефону со всем миром. Вот истина! Даже в таких благостных условиях Валентиныч не в силах обратить на себя женское внимание!

При том, что на фотографиях я получаюсь так, что аж сам колдоблюсь. Потому напрашивается вывод: в реальной жизни я чем-то не удался. Либо у меня походка как у каракатицы, либо глаза испуганные, либо какая-нибудь мимика напоминает не настоящего мужика, а какого-нибудь Эйса Вентуру. На такого урода даже я, будь я девушкой, не стал бы глядеть!

А может, просто тестостерон у меня в последнее время упал, и оттого от меня не исходят флюиды мужской силы. Девушки – они ведь чувствуют малейшие колебания воздуха и не интересуются мужчинами, у которых, по мнению девушек, тестостерона едва-едва хватает на то, чтобы перемещаться в вертикальном положении!

В этой связи как нельзя в тему оказывается висящий снаружи, на стене богородской больницы плакат советских времён. На плакате изображён врач, поднимающий над головой цветы гвоздики, и написано что-то типа «Здоровье народа – богатство страны».

И всё бы ничего. Но гвоздик в руках у доктора две штуки. ДВЕ.

Как символ тщетности любых врачебных усилий.

Ибо сгинет однажды посёлок Богородское. Утонет в Амуре поликлиника с регистратурой, пасьянсом и историями болезней. Разложатся на плесень и липовый мёд больные, доктора, красивые девушки и уйгуры в тренировочных штанах.

И только холодильники будут возвышаться над обломками цивилизации.

Да плакат сверху прибьёт ветром. Как вишенку на торт. Чтобы помнили.

Ну, и вы там, кстати, тоже не болейте.

День и жизнь

"В жизни запоминаются только детство и юность. А потом – безостановочное копыченье бабок, одна нескончаемая серость. Только редкие проблески – съездил куда-то, сделал что-то, ребёнок родился… Вся жизнь после юности, словно один сплошной серый день"…

Это наш сантехник сказал. Мы с ним вчера вечером сидели на крыльце избушки. В посёлке весна, заходящее солнце пригревает, сугробы уже кукожатся, давешний снеговик как раз вчера днём расплавился окончательно, один нижний шар остался.

Жизнь потихоньку движется куда-то – с нами, или без нас.

Протрет работы Павла Пикассо

Человек на вахте нередко начинает скептически относиться к китайским церемониям, отбрасывает условности и напрочь перестаёт бриться. Особенно, если это человек мужского пола, при бороде. Хотя, может, и женские представительницы, кто их знает… Гм. Ну… В общем, неважно.

Так вот, моё снулое рыло в таких случаях обзаводится совершенно дикой клочковатой рыжей бородёнкой, которая люто чешется, и оттого избавление от неё превращается в навязчивую идею.

Но ничаво. Однажды в старости, лет этак в 110, когда мне уже станет совсем-совсем всё равно, как я выгляжу, а нежная кожица лица загрубеет настолько, что щетина перестанет щекотать носовые пазухи, я махну рукой на окружающий мир и отращу бородищу как у натурального Карла Маркса. Чтобы меня хоть на старости лет все зауважали.

А пока – терпелки не хватает, увы. Сбрею, как есть сбрею! На днях.

Главное – успеть задокументировать. В виде фотографического портрета. Чтобы было, с чем в старости сравнивать. Потому что сравнивать свои жалкие достижения лучше с самим собой, а не с другими людьми, значительно более великими.

Хорошо, Валентиныч изредка восстаёт ото сна и вспоминает про свой колченогий фотоаппарат “Panasonic Lumix”. Вы вот думаете, я своё бородатое рыло доверил какому-то другому аппарату или какому-то другому человеку?

Нет, на самом деле я пытался. Сначала к одному работнику пошёл кланяться. Работник художественным вкусом не отличился, зато отличился нервическими вскриками. Потому и фотографии у него получились негодными – словно слякоть, непонятно, для чего в живой природе придуманная.

А потому я потом к другому работнику обратился и даже на фотоаппарат его указал, хвалёный "Самсунг" какой-то. Второй работник оказался мастером композиции. "Положи руку на каску, сделай величественное лицо, посмотри в задумчивости на книжную полку…" В результате Валентиныч, будучи на самом деле важным и представительным мужчиной, на фотографиях получился дурак дураком. Лицо глупое, рука на несуществующем животе возлегает, да ещё и размазано всё. Тьфу.

Пришлось возвращаться к своим изначальным опытам. И оказалось, что самая хорошая фотография – это та, которую я сделал самой первой, на пробу, ещё не выставляя никаких настроек, не работая с балансом белого и выдержкой. Просто поставил фотоаппарат на подоконник и нажал кнопку. Даже, по-моему, лицо не пытался никакое скорчить. Как было, так и получилось.

И получилось лучше всех! Да, может быть, светоотражающие полоски горят светоотражённым светом. Зато всё видно и ничего не размазано.

Не иначе мой поганый фотоаппарат внял доводам рассудка и взялся изобрести кнопку "сделать красиво", которой, как уверяют вшивые мастера фотоштативов, в природе не существует.

Ну, это в природе. А вот мой фотоаппарат возьмёт, и изобретёт. Сначала кнопку "Сделать красиво", потом вечный двигатель, а затем и формулу счастливой любви.

И такими темпами однажды он завоюет весь ваш поганый мир; как раз к тому времени мне уже будет 110 лет, и я отращу достойную бороду, как у Карла Маркса – чтобы мой портрет можно было невозбранно размещать на купюрах свежепокорённой планеты. Чем фотоаппарат и не преминёт воспользоваться.

И вспомните вы тогда о том, над каким человеком насмехались, но будет уже поздно. Мои длинные руки доберутся до каждого из вас,