– Я забыл про книжку, – и взбегаю и протягиваю ему ее, – В самом деле забыл, – а он вопит сверху

– Я знаю что забыл, чувак, – абсолютно хладнокровно и совершенная пара.

Мы высаживаем ее и заезжаем за Рафаэлем.

– Ну не славненькая ли она милашечка, ты врубаешься в это платьице, – и тут мгновенно он обезумевает. – Теперь из-за одной вашей телеги зацепить этого Рафаэля мы опоздаем на ипподром!

– О Рафаэль клевый парень! Честное слово я знаю! – В чем дело тебе он разве не нравится?

– Он из тех которые не рубят – эти сольди —

– Ох среди них тоже бывают грубые и гадкие, – признаю я, – но Рафаэль великий поэт.

– Ох можешь елозить тут как тебе заблагорассудится но я не могу все-таки его понять.

– Почему? Потому что он вопит все время? Так это он просто так разговаривает! – (А это так же хорошо как и молчание, так же хорошо как и золото, я мог бы добавить.)

– Не в том дело – Конечно я врубаюсь в Рафаэля, чувак разве ты не знаешь что мы были, – и он немедленно замолкает на эту тему.

Но я знаю что могу (я могу?) Рафаэль может доказать что он клевый кошак – Кошак, ишак, чувак, дубок, суси это Исус задом наперед —

– Он хороший пацан – и друг к тому же.

– Оп-чист-во друзей,[68]– выдает Коди в одно из своих редких мгновений иронии, которое хоть когда и подкатывает, как у д-ра Сэмюэла Джонсона которого я тоже Босуэллизировал в иной своей жизни, подкатывает столь Ирландски-Кельтски жестко и окончательно, как скала, принимающая биенье моря, не поддастся, но эта медленная, но ожесточенная, ирония меж тем железна в скале, сети что кельты расстилают на скалах – Главным образом в тоне его иронии ирландская иезуитская школа, к которой также принадлежал Джойс, не говоря уже о жестком Неде Гауди там на его горе́, а кроме этого Фома Аквинский несчастнозвездный труднозачатый Папа мысли. Ученый-Иезуит – Коди ходил в приходскую школу и был алтарным служкой – Священники трепали его по загривку а он выворачивался чтобы разбить строенья небесные – Теперь же вернулся в борозду своей религии, веря в Иисуса Христа, и в Него (как в христианских странах мы будем пользоваться этим «Н») —

– Ты видел крестик который Рафаэль дал мне поносить? хотел вообще подарить?

– Ага

Не думаю что Коди одобряет что я его надел – Я это выпускаю, пойду дальше – У меня от него возникает странное чувство а потом я о нем забываю и все получается само собой – Так же и со всем остальным, а все вообще свято как я уже давно говорил – давно задолго до того как появилось Я чтобы сказать это – слова по этому поводу ну и хрен с ними —

– Ладно поехали в этот чертов Ричмонд а ехать туда чувак долго поэтому давай подсуетнемся – Ты думаешь он оттуда когда-нибудь вылезет? – уже выглядывая из окна машины на чердачные окна Рафаэля.

– Я сбегаю и притащу его, я позвоню. – Я выпрыгиваю и звоню и ору вверх по лестнице Рафаэлю, распахнув дверь, и тут появляется почтенная пожилая дама —

– Сейчас спущусь!

Я выхожу к машине и вскоре спускается Рафаэль пританцовывая на высоких ступеньках крыльца и свингуя подходит и вламывается в машину пока я держу перед ним открытой дверцу, Коди заводит нас, я захлопываю дверцу и изящно вписываюсь локтем в открытое окно, и вот он Рафаэль, пальчики в пучках кулачков,

– Яй, ну парни, уау, вы же мне сказали что будете тут ровно в двенадцать —

– В полночь, – бормочет Коди.

– В полночь?!! Ты мне сам сказал черт бы тебя побрал Поумрей ты собираешься – ты ай, ты, Ох теперь-то я тебя знаю, теперь я все вижу, это всё заговоры, везде заговоры, каждый хочет огреть меня по башке и засунуть труп в гробницу – Последний раз мне снился ты, Коди, и ты, Джек, там было гораздо больше и золотые птицы и всевозможные милые фавны утешали меня, я был Утешителем, я приподымал свои юбки божественности для всех чад которые нуждались в этом, я превратился в Пана, я выдул им сладкую зеленую мелодию прямо из дерева и ты был тем деревом! Поумрей ты был тем деревом! – Я все это теперь вижу! Вам за мной не пойти!

Его руки постоянно воздеты, жестикулируют этакими обрезочками, или скосами, в воздухе, совсем как итальянец что долго разглагольствует в баре перед целой стойкой с поручнями слушателей – Ух ты, я изумлен этим внезапным звоном звука и безукоризненной delicatesse[69]каждого Рафаэлева слова и значения, я верю ему, он и впрямь имеет это в виду, Коди должен видеть что он имеет это в виду, это правда, я смотрю чтобы проверить, тот же просто ведет машину дальше остро вслушиваясь и к тому же уворачиваясь от встречного движения —

Неожиданно Коди говорит

– Дело в этом прорыве времени, когда видишь пешехода или машину или грядущую аварию и просто раскалываешься как будто ничего не будет и если оно не разделяется то у тебя выходит этот лишний прорыв времени который их щадит, поскольку обычно в десяти случаях из одного эти астральные тела разделяются, кошак, и это потому что все уже просчитано в том зале наверху где делают Си-га-рил-лы.

– Ах Поумрей – Терпеть не могу Поумрея – от него ничего кроме дерьма собачьего не дождешься – лапшу на уши вешает – это никогда не кончится – хватит сдаюсь – Во сколько первый заезд, чувак? – последнее произносится тихо и вежливо и с интересом.

– Рафаэль прикольщик! – ору я, – Рафаэль-Прикольщик, – (это Коди только что сказал что, «Один из тех парней любит прикалываться над пацанами, знаешь ли» «Ну как все нормально?» «Наар-мальна») —

– Время первого заезда уже вне пределов нашей досягаемости, – вяло отвечает Коди, – и естественно дневной двойной мы разыграть не сможем —

– Кто это хочет разыгрывать дневной двойной? – воплю я.

– Шансы никогда не бывают достаточно неравны. Сто к одному или пятьдесят к одному что ты выберешь двух последовательных победителей, дерьмо все это.

– Дневной Двойной? – спрашивает Рафаэль трогая пальцем губу, как вдруг мысленно весь уходит в дорогу, и вот мы несемся в этой малолитражке с тяжелопыхтящим старым двигателем 1933 года, и видно отражение трех лиц в стекле, Рафаэль посредине ничего не слыша и не видя ничего а просто глядя прямо перед собой, как Будда, а возница Небесного Экипажа (полный Воз Белоснежной Команды Номер Один и Маленькая Воловья Тележка) самозабвенно тарахтит о числах, размахивая одной рукой, а третья личность или ангел внимает с удивлением. Поскольку он именно тогда говорит мне что вторая лучшая лошадь оплачивалась шестью долларами если выходила на какое-нибудь из трех первых мест, потом пятью если так было дважды, потом четырьмя трижды, затем чуть меньше четырех (центов на двадцать сорок) дважды, и приходила в деньгах весь день, первой, второй, или третьей весь день —