Небольшое, скромное помещение находилось на окраине торгового района. Ничто в узкой и не слишком опрятной витрине не указывало на то, что это таксидермическая мастерская: здесь были выставлены лишь рамы для картин и портретов, некоторые уже с полотнами. Но внутри сразу чувствовался резкий запах спирта, аммиака и лака. На стенах висели картины и гравюры, тут же находились подставки с чучелами птиц, ласок, лисиц и головы оленей и ланей. На стеллажах в беспорядке стояли фигурки и украшения из фарфора, дерева и алебастра, как новые, так и старинные, – вперемешку. Такие темные и маленькие лавчонки наводят на мысль, что где-то поблизости должен крутиться скупщик краденого и что здесь можно купить и продать все что угодно, невзирая на происхождение вещи.

За прилавком сидел человек с обширной плешью и голубыми глазами навыкате и о чем-то спорил с парнем, стоявшим спиной ко входу; у того были длинные, сальные волосы и потрепанная одежда. Через его плечо продавец увидел зашедших в магазинчик гостей, окинул их оценивающим взглядом и поторопился закончить разговор:

– Ладно, дам тебе три тысячи. Это мое последнее слово.

Клиент понял, что добился победы, но продолжал торговаться; он говорил медленно, растягивая каждое слово. В его голосе чувствовались одновременно презрение и усталость:

– Да столько стоят одни только краски и холст. Хотя бы пять тысяч. Ты сможешь продать ее за двадцать. Я неделю на нее потратил. Мне же надо как-то заработать на хлеб.

И, словно желая подтвердить ценность картины, он поднял с прилавка холст размером сорок на шестьдесят сантиметров, на котором виднелось нечто похожее на человеческую фигуру, распятую на чем-то вроде креста, плавающего среди облаков, которые напоминали ощерившиеся, зубастые пасти. Оборванец восхищенно смотрел на полотно, убежденный в своем таланте, видимо, как это часто бывает, путая собственные галлюцинации с гениальностью.

В этот момент художник почувствовал чье-то присутствие за спиной и обернулся, все еще держа в руках картину. Увидев устремленные на его шедевр два сухих и равнодушных взгляда, он вдруг заторопился и быстро согласился:

– Ладно, три тысячи.

Хозяин вытащил из кармана бумажник и отсчитал три купюры. Взяв их, художник быстро скрылся за дверью.

– Слушаю? – обратился к ним человек за прилавком, глядя со смесью любопытства и подозрительности.

– Мы хотели бы забрать заказ, – сказал лейтенант. – На имя Франсиско Молины.

– У вас есть квитанция?

– Нет, – сказал Купидо.

– Молина, Франсиско Молина, – повторил лейтенант с нетерпением, кладя руки на прилавок.

– Молина? Не помню такого, – ответил хозяин, затем вытащил из ящика разлинованную тетрадь и, склонившись над ней, словно был близоруким, начал просматривать записи о заказах. – Что за работа?

– Головы двух ланей.

– Нет, тогда это не ко мне. Вы ошиблись, – произнес он, закрывая тетрадь. Я не работаю с клиентами напрямую, а лишь выполняю заказы, принесенные из других мастерских. Спросите там.

– Мы уже спрашивали, и нас послали сюда. – Купидо пошел ва-банк, он понимал: если Молина продавал головы, то делали их именно в этом месте. Месте неприметном, где не нужно заполнять бумаги, а хозяин не спросит о происхождении трофея.

Лейтенант взял картину с распятием, которая все еще лежала на прилавке:

– За сколько отдаете?

– Нравится?

– Да, настоящий шедевр.

– Вам – за шесть тысяч. Пользуйтесь случаем.

– Да, – кивнул лейтенант, не переставая восхищенно смотреть на холст. – А откуда вы знаете, что она не украдена? – внезапно спросил он.

Улыбка сползла с лица хозяина лавки.

– Нет, она не украдена. Этого не может быть.

Гальярдо поднес руку к бумажнику, словно собирался платить, но вместо этого положил на прилавок перед испуганным продавцом удостоверение лейтенанта полиции.

– Я только что видел, как вы купили картину, не имея понятия о ее происхождении. Уверен, в этой дыре полно подобного хлама. Нам самим поискать или вы нас проводите, – Гальярдо указал на подсобное помещение, – и покажете головы, которые принес Молина?

В какой-то момент Купидо подумал, что лейтенант рискует – а вдруг их гипотеза ошибочна, и шкуры ланей действительно были всего лишь подарком благодарных охотников? Гальярдо доверился импульсу, как и два года назад, хотя еще одно пятно в личном деле могло совсем угробить его карьеру. Поэтому, когда хозяин закрыл дверь на улицу и повел их в подсобку, лейтенант вздохнул с облегчением. На длинном столярном верстаке они увидели скелет борзой из проволоки и гипса, – наверное, на него предстояло натянуть шкуру, висевшую тут же на крюке. Рядом можно было заметить паклю, известь и обувную коробку, полную искусственных глазных яблок различных цветов и размеров. Мужчина отодвинул грязную занавеску, скрывавшую широкий металлический стеллаж, – там стояла голова лани с огромными блестящими рогами. Стеклянные глаза, казалось, с издевкой наблюдают за теми, кто потратил столько времени на ее поиски.

– Только одна? – спросил лейтенант.

– Да, одна.

– Когда он ее принес?

Хозяин взглянул на бирку, прикрепленную к рогу, и назвал день: это было в ту субботу, когда убили Глорию.

– В котором часу, не помните?

– Вечером. Я уже закрыл лавку, но он позвонил мне домой.

– Вы были знакомы?

– Да. Несколько раз он делал мне заказы.

– Как вы считаете, ее убили задолго до этого? – спросил лейтенант, указывая на голову лани.

– За несколько часов – легко потрошилась.

Купидо с Гальярдо переглянулись. Теперь они знали наверняка, кто автор выстрела, прозвучавшего тем утром в тишине заповедника.

Они вышли из подсобного помещения в сопровождении хозяина. Тот плелся с опущенной головой, мрачный, явно опасаясь возможных последствий этого визита. Но посетители направились к выходу, не сказав ни слова. Он поспешил открыть перед ними дверь и только тогда спросил:

– Что мне с ней делать?

– Подождите две недели. Если от меня новостей не будет, голову продайте, а деньги отдайте в приют для сирот. Я проверю, – сухо процедил Гальярдо.

Пока они пили пиво, лейтенант произнес:

– Молина должен был сразу мне все рассказать.

– Он не мог сказать того, чего не знал, – объяснил Купидо. Он чувствовал некоторое облегчение, хотя недавняя удача не особенно много им дала. «Пока», – сказал себе сыщик, потому что, возможно, уже завтра нынешняя находка поможет открыть что-то важное. Рикардо знал, что бывают моменты – после того как уже сложены воедино все имеющиеся в их распоряжении факты и опрошены все связанные с этим делом люди, – когда расследование превращается в вязкое болото, и только такие находки, пусть маленькие и редкие, способны вселить надежду на успех и снова привести машину в движение. Купидо с лейтенантом не сомневались, что смерть Молины – не случайность и не личная месть, а цель кровавой расправы – уничтожить его и заставить замолчать навеки, так как он знал что-то, не дававшее убийце жить спокойно. Вопрос, который они задавали себе теперь: почему все это не случилось раньше? Две смерти разделяли две недели. Весьма похоже на шантаж, и даже деньги, накопленные егерем так неожиданно, наводили на ту же мысль. Молина охотился очень близко от места преступления и должен был видеть или слышать что-то, но вот что именно?