Турки потерпели поражение. Во второй половине июля 1456 года они были разбиты сначала в речном сражении на Дунае, а затем и на суше. Султан снял осаду с Белграда и отступил со своим многочисленным войском, включавшим в себя вымуштрованных янычар, великолепную артиллерию и большое количество христиан — инженеров, мастеров, литейщиков и пушкарей из Германии, Боснии, Венгрии, Далмации, Италии, примкнувших к туркам ради наживы или в поисках приключений.

Казалось, под Белградом христиане отплатили за Константинополь. Впервые после тяжелой потери 1453 года в Европе наступило краткое затишье. Но вместе с тем становилось ясно, что судьба христианского мира решается теперь на Балканском полуострове, который стал форпостом всего европейского континента.

При этом положение оставалось тяжелым. Султан начал поход в Морею, деспоты которой отказались платить ему дань. В первых числах августа ему сдался Коринф, а в конце того же месяца Мехмед II победно вошел в Афины. Эта потеря вызвала отчаяние среди гуманистов, считавших столицу Аттики своей духовной родиной. Между тем на венецианском острове Негропонте султана принимали как желанного гостя и друга, а Дубровницкая республика платила ему дань и приносила клятву верности. Лишь второй сын Хуньяди, Матиаш Корвин, решился открыто бросить султану вызов, оспаривая права турок на Сербию.

В 1458 году на папский престол под именем Пия II взошел гуманист Эней Сильвий Пикколомини. В октябре 1459 года он созвал христианских правителей на собор в Мантую, чтобы обсудить с ними перспективы нового крестового похода. Между тем события развивались стремительно. Султан уже лишил династию Комнинов власти в Трапезундской империи и на всем южном побережье Черного моря. В Италии поговаривали, что враждующий с Папой правитель Римини, Сиджизмондо Пандольфо Малатеста, хотел пригласить турок на Апеннины и предложить им свои услуги в качестве полководца. Возможно, в этих слухах была доля правды. По крайней мере, кое-какой обмен сведениями между Малатеста и султаном, объединенными общей страстью к искусству и затейливым техническим приспособлениям, действительно имел место. Когда в 1461 году Лесбос попал в руки турок, флорентийцы из Галаты приняли участие во всеобщем ликовании жителей города, называвшегося теперь Стамбулом, организовав по этому поводу праздничный фейерверк.

Тем временем Пий II разрабатывал доктрину, последствия которой поначалу не были осознаны ни им, ни его современниками. Европа провозглашалась «родиной и домом» (patria е domus) всех христиан и отождествлялась с христианской религией (christiana religio), а, следовательно, любого европейца можно было считать христианином. Еще до этого, в предисловии к своей «Истории Европы» («Historia de Europa») Пикколомини употреблял выражение: «Европейцы или те, кто именуется христианами» (Europaei, aut qui nomine christiano censentur).

Папа был недоволен недомолвками и двойной игрой христианских правителей. В конце октября 1461 года он создает документ, полный горького презрения, — «Послание к Мехмеду» («Epistola ad Mahometem»). Султан, как утверждал Папа, своим величием несоизмеримо превосходит христианских королей и поэтому имеет полное право считать себя наследником римских императоров: так пусть же он, как некогда Константин, примет крещение, и Папа, как некогда Сильвестр, возложит на его голову корону повелителя мира. Содержащиеся в послании элементы полемики воспроизводят старые предубеждения христиан в отношении ислама и доказывают, что в действительности это письмо никогда не отправлялось Мехмеду II. Однако, по всей вероятности, султан мог ознакомиться с его содержанием, поскольку, начиная с 1469 года, оно неоднократно публиковалось в различных изданиях. Это послание можно считать разновидностью «посланий-призывов» (epistolae excitatoriae), которые еще в XI веке распространились в Европе: целью их было побудить христиан к очередному крестовому походу. Но послание, исходившее от Папы, отличалось жесткостью выражений и некоторой парадоксальностью: в нем саркастически обличались ничтожество и трусость христианских правителей. «Скандальное» предложение, которое сделал Пий II султану после неудачи Мантуанского собора, созванного для осуществления грандиозного крестового похода, было драматическим по своему содержанию. Пусть султан примет христианство — и Европа будет принадлежать ему: он станет для нее новым Константином. Это была сильнейшая пощечина всем, кто именем Христа правил Европой: на их репутации отныне осталось нестираемое пятно.

Но даже иронии гуманиста Пикколомини, вкупе с его высочайшим гневом и презрением бывшего крестоносца, оказалось недостаточно для того, чтобы затронуть чувства христиан. И Папа решил предпринять новый шаг, граничивший с безумием и моральным шантажом; о своих намерениях он тайно сообщил в марте 1462 года лишь нескольким доверенным кардиналам. Миру предстояло с изумлением узнать, что престарелый понтифик совершит то, о чем, как принято считать, мечтали в свое время Григорий VII и Урбан II, — лично отправится в крестовый поход. Христиане не смогут оставить Папу в одиночестве и вынуждены будут последовать за ним с оружием в руках.

18 июня 1464 года, приняв крест, «благочестивый Эней» отправился в порт Анконы, где должен был собраться христианский флот. Но там его ждала лишь разношерстная толпа наемников. Страшная эпидемия, разразившаяся в июле-августе, унесла жизни множества горожан и несостоявшихся крестоносцев. Венецианский дож, обещавший принять непосредственное участие в мероприятии, лишь в первых числах августа вышел в море со своим флотом и без всякой спешки прибыл в Анкону 12 августа, успев доставить Папе радость зрелищем снаряженной эскадры: через два дня понтифик скончался.

Преемники Пия II, Павел II и Сикст IV, казалось, были намерены продолжить его дело. Однако османы добивались все новых успехов. В 1469 году они вторглись в Штирию, Каринтию и Крайну, в 1470 заняли остров Негропонте, что вызвало новый прилив мрачных настроений среди христиан. Тревогу внушало и наблюдение за небесами: в 1473 году появилась комета, и гуманист Франческо да Мелето поспешно начал консультации с учеными евреями, в то время как Лoренцо Бонинконтри в поэме «О вещах небесных» («De rebus coelestibus»), написанной между 1472 и 1475 годами, размышлял о последствиях конъюнкции Юпитера с Сатурном.

Отныне турки стали полновластными хозяевами южной части Балканского полуострова, и ислам постепенно укоренялся там (в Боснии, например, это произошло в 1460-е годы). Между тем османские набеги не прекращались: в 1472-м, а затем между 1477 и 1479 годами их жертвой стала восточно-итальянская область Фриули. В декабре 1474 года венецианцы заняли Кипр, что, по всей видимости, не слишком обеспокоило султана. И даже миланский герцог Галеаццо Мария Сфорца, который, судя по «Дневникам» Чикко Симонетты, поддерживал со Стамбулом хорошие дипломатические отношения, так и не согласился с претензиями генуэзцев на этот остров, хотя в первый момент, казалось, был готов их поддержать. 6 июня 1475 года турки захватили Кафу (нынешнюю Феодосию); это стало еще одним неожиданным ударом для Генуи, Милана и всего Запада. И в Венеции, и в Генуе царили далеко не радужные настроения. Но Генуя намеревалась вознаградить себя, захватив (если пользоваться современной терминологией) рынки в Северной Африке, взамен тех, что были безвозвратно утеряны на Востоке. Отношения Генуи с тунисским эмиратом, развивавшиеся при дипломатической и политической поддержке Лодовико Сфорца, оставались прекрасными, несмотря на омрачавшие их многочисленные — и неизбежные — кровавые эпизоды.