Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как! Повтори-ка еще!.. Повтори!..
— На Раймангале, я тебе сказал.
Капитан Макферсон издал короткий сдавленный крик и упал в свое кресло без сил.
— Ада!.. О! Моя Ада! Наконец-то ты спасена!.. — прошептал он.
Когда Тремаль-Найк пришел в себя, он оказался заключенным в тесном подземелье, освещенном маленьким окошком, забранным двойным рядом толстых решеток. Его руки и ноги были опутаны крепкой веревкой, конец которой был привязан к столбу.
Сначала ему показалось, что он видит дурной сон, но очень скоро пришлось убедиться, что все это настоящая и весьма суровая действительность. Страх и отчаяние овладели им в эту минуту, им, который так часто доказывал свою неколебимую храбрость.
Он попытался собраться с мыслями, но в голове царила странная путаница. Он смутно вспомнил Негапатнана, его бегство, какую-то странную беседу с капитаном, лимонад и больше ничего.
«Кто же мог выдать меня? — спросил он себя с дрожью. — Что случилось со мной? Что за туман у меня в мозгу?.. Неужели меня опоили чем-то?.. «
Он сделал попытку подняться, но тут же снова упал, настолько слабыми были его руки и ноги. В этот момент открылась дверь.
— Кто здесь? — спросил он.
— Я, Бхарата, — отвечал сержант, подходя.
— Наконец-то! — воскликнул Тремаль-Найк. — В чем дело? По какой причине я оказался здесь?
— А ты не догадываешься?
— Как я могу догадаться?
— Ты что же думал, мы никогда не узнаем, что ты туг?
— Я!.. Туг?..
— Да, Саранги.
— Ты лжешь!
— Нет, это ты нам лгал. А вчера во всем признался.
— Я признался?
— Вот именно.
— Ты с ума сошел, Бхарата.
— Нет, Саранги, мы дали тебе выпить йоуму, и ты во всем признался.
Услышав это, Тремаль-Найк похолодел. Он вспомнил лимонад, которым его угостил капитан.
— Негодяи!.. — в отчаянии воскликнул он.
Бхарата усмехнулся и сел против него на складной стул.
— Хочешь спастись? — сказал он после некоторого молчания.
— Каким образом? — спросил Тремаль-Найк прерывающимся голосом.
— Признайся во всем и, может быть, капитан помилует тебя.
— Не могу: они убьют женщину, которую я люблю.
— Кто они?
— Туги.
— Что за историю ты мне рассказываешь? Объясни.
— Это невозможно! — вскричал Тремаль-Найк. — Будьте вы все прокляты! И вы, и туги!.. Все, все!..
— Выслушай меня, Саранги. Мы уже знаем, что туги укрываются на Раймангале, но не знаем, сколько их и где они прячутся там. Если ты это скажешь, у тебя будет шанс спастись.
— А что вы сделаете со всеми этими тугами? — сдавленным голосом спросил Тремаль-Найк.
— Перестреляем их всех.
— Даже если среди них есть женщины?
— Их в первую очередь.
— Почему?.. Их-то за что?
— Они еще страшнее, чем мужчины. Они воплощают богиню Кали, ради которой душители губят всех и вся.
— Ты ошибаешься, Бхарата! Ошибаешься!
— Тем хуже.
Тремаль-Найк застонал и скрипнул зубами. Его глаза растерянно блуждали, грудь порывисто вздымалась, лицо исказилось отчаянием.
— Если бы вы сохранили жизнь одной из этих женщин… может быть, я бы сказал.
— Это невозможно, они не заслуживают снисхождения. Мы их передушим всех, как диких зверей, в этих их подземельях.
— Но у меня там любимая, невеста! — воскликнул Тремаль-Найк. — Ты сам зверь, если хочешь обречь ее на смерть!.. Нет, нет, ничего не скажу! Убейте меня, замучайте, делайте со мной, что хотите, я не скажу. Туги многочисленны и сильны, они будут защищаться и, быть может, спасут ту, которую я так люблю.
— Но кто эта женщина?
— Не могу сказать.
— Саранги, — сказал тот дружески, — ты не хочешь сказать мне, кто эта женщина?
— Никогда.
— Белая или индианка?
— Я не скажу.
— Да, ты такой же фанатик, как и все остальные.
Тремаль-Найк не отвечал.
— Ладно, — выходя, заключил сержант. — Скоро мы отвезем тебя в Калькутту.
«В Калькутту?.. Сегодня ночью нужно бежать, — прошептал пленник, оставшись один. — Бежать, или все пропало… «
Вечером, на закате, ему принесли ужин: большую миску риса и кувшин воды.
Едва солнце скрылось за лесом и в подвале сгустилась тьма, Тремаль-Найк облегченно вздохнул.
Три долгих часа он сидел неподвижно, опасаясь, что кто-нибудь снаружи наблюдает за ним, потом принялся готовиться к побегу.
Индийцы — большие мастера связывать людей, и нужен большой опыт, чтобы научиться развязывать их сложнейшие узлы. К счастью, Тремаль-Найк обладал недюжинной силой и крепкими зубами.
Одним рывком он ослабил веревку, которая мешала ему наклонить голову, потом терпеливо, не обращая внимания на боль, приблизил одно из запястий ко рту и принялся работать зубами, разрывая, разжевывая, распутывая узлы.
Разорвал одну веревку, разделаться с остальными было для него делом одной минуты. Он встал, разминая затекшие члены, осторожно приблизился к окошку и выглянул.
Луна еще не взошла, небо было ярко усеяно звездами. Порывы свежего воздуха, напоенного ароматом сотен цветов, врывались через окно.
Никакой шум не доносился снаружи, ни одна тень не виднелась на темном дворе бенгали.
Ухватившись руками за одну из решеток, он яростно дернул и согнул ее, но не сломал.
«Спасения нет. Побег невозможен», — сказал он себе.
Он оглянулся вокруг, ища хоть что-нибудь, чем можно было бы раздвинуть прутья решетки, но ничего не нашел.
«Я погиб, — прошептал он в полном отчаянии. — Но я не хочу умереть. Я должен спасти свою Аду. Если я погибну, то умрет и она».
Он подошел к двери, но тут же остановился. До его слуха донеслось глухое рычание, исходившее снаружи, со двора.
Он повернул голову к окошку и увидел, что оно точно закрыто какой-то темной массой; сквозь решетки сверкали блестящие зеленоватые глаза.
— Дарма!.. — прошептал он голосом, задрожавшим от радостного волнения. — Дарма! Спасительница моя!
Тигрица опять зарычала, тряся железные прутья. Тремаль-Найк подошел к решетке и схватил лапы верного животного.
— Молодчина, Дарма! — воскликнул он. — Я всегда знал, что ты не оставишь в беде своего хозяина.