Закончив есть, Кинсон поднял глаза на Марет. Девушка пристально смотрела на него.

— О чем ты думаешь? — спросила она. Он пожал плечами.

— Думаю о том человеке, на поиски которого нас послали. Интересно, зачем он так нужен Бреману? Она медленно кивнула:

— Коглин.

— Ты знаешь, как его зовут? Девушка не ответила. Сделала вид, будто не расслышала вопрос.

— Может быть, кто-нибудь из твоих друзей в Сторлоке сумеет помочь нам.

Ее глаза ничего не выражали.

— У меня нет друзей в Сторлоке. Какое-то время Кинсон смотрел на нее, ничего не понимая:

— Но мне помнится, ты говорила Бреману…

— Я солгала. — Она вздохнула и отвела взгляд. — Я солгала ему. Я лгала всем в Параноре. Это был единственный способ добиться, чтобы меня приняли. Мне так хотелось учиться у друидов, но я знала, что они не разрешат, если я не приведу им веские причины. Поэтому я сказала, что обучалась у сторов. Даже представила письменные рекомендации, чтобы обосновать свою просьбу, но все они были поддельными. — Она подняла глаза. — Но теперь я не хочу лгать и готова рассказать правду.

Вокруг царила полная темнота. Последние лучи дневного света растаяли, так что житель приграничья и девушка сидели, завернувшись в плащи, едва различая друг друга. Этой ночью им предстояло пересечь равнины Рэбб, поэтому Кинсон не стал возиться с костром. Теперь он пожалел об этом, ибо тогда смог бы лучше видеть ее лицо.

— Мне кажется, — медленно произнес он, — сейчас самое время для этого. Но откуда мне знать, что ты станешь говорить правду, а не соврешь еще раз?

На лице Марет появилась слабая печальная улыбка.

— Ты поймешь.

Кинсон не сводил с нее глаз.

— Ты лгала ради своего волшебного дара, верно? — предположил он.

— Ты очень проницателен, Кинсон Равенлок, — ответила она. — Это мне нравится. Да, ложь была необходима из-за моего магического дара. Мне нужно было научиться… — Она задумалась в поисках подходящего слова. — Научиться ладить с собой. Я слишком долго боролась с собственной силой и в конце концов устала и отчаялась. Иногда меня одолевало желание покончить с собой из-за того, что со мной происходило.

Она помолчала, глядя в темноту.

— Волшебный дар у меня с рождения. Я врожденный маг, как и сказала Бреману. Это действительно правда. Отца своего я не знаю. Мать умерла при моем рождении. Если у меня и были родственники, то они никогда не объявлялись. Меня вырастили чужие люди, суровые и молчаливые. Почему они взяли меня на воспитание, я так и не узнала. Думаю, на них лежали какие-то обязательства, но они никогда не рассказывали мне, откуда эти обязательства взялись. Когда мне исполнилось двенадцать, я ушла от них и стала ученицей гончара. Меня определили в мастерскую — подносить материал и убирать готовые изделия. Я могла наблюдать за работой хозяина, если мне интересно, но в основном должна была делать то, что скажут. Уже тогда я обладала магической силой, но она еще не сформировалась, как и я сама, и проявлялась очень слабо.

Когда я выросла, магический дар расцвел вместе со мной. Однажды гончар попытался побить меня. Защищаясь, я инстинктивно призывала на помощь волшебную силу. Бедняга едва остался жив, а я отправилась в приграничные земли на поиски нового места для себя. Некоторое время жила в Варфлите. — Она снова улыбнулась. — Не исключено даже, что наши пути когда-то пересекались. Или ты к тому времени уже ушел оттуда? Наверное, ушел. — Она пожала плечами. — Год спустя на меня снова напали. На сей раз несколько мужчин, и на уме у них было кое-что похуже битья. Я снова призвала волшебную силу, но не смогла справиться с ней. Двое оказались убиты. Мне пришлось покинуть Варфлит, и я ушла на восток.

Ее улыбка сделалась саркастической и горькой:

— Думаю, ты уже догадался, что было дальше. Я перестала доверять себе, мне стало казаться, будто я не смогу ужиться ни с кем. Я бродила из селения в селение, от одной фермы к другой, перебиваясь как могла. И все же это время не пропало зря. Я узнала много нового о своем даре. Оказывается, он мог не только разрушать, но и созидать. Я выяснила, что могу перевоплощаться в других людей. Мою магическую силу можно было использовать, чтобы исцелять раненых. Мне удалось сделать это, когда человек, которого я знала и любила, упал и разбился так сильно, что ему грозила смерть. Магия, к которой я прибегла в тот раз, оказалась вполне управляемой, и это открытие дало мне надежду. Неизвестно почему, но когда я призывала ее, чтобы исцелять, а не разрушать, то легко справлялась с нею. Возможно, злость от природы менее управляема, чем сочувствие. Не знаю.

Тогда я и пришла к сторам, чтобы жить с ними, и попросила разрешить мне учиться у них искусству врачевания, учиться пользоваться своим даром. Но они меня не знали и не приняли в свой орден. Гномы ни одному инородцу никогда не разрешали учиться у них, отказали они и мне. Несколько месяцев я жила в их селении, наблюдая, как они работают, когда мне разрешали, ела с ними и пыталась убедить их изменить свое решение.

Однажды к сторам пришел человек. Он хотел, чтобы они открыли ему знания, и они, ничуть не сомневаясь, сделали это. Меня как молнией поразило. Я месяцами просила о самой малости, но не получила ничего. А тут человек является неизвестно откуда, не гном, инородец из Южной Земли, и сторы из кожи вон лезут, чтобы помочь ему. Я решила узнать у него, в чем дело.

Марет поковыряла землю носком башмака, словно стараясь докопаться до истоков происшедшего.

— Он выглядел странно: высокий, тощий, кожа да кости, лицо рябое, волосы взлохмачены. Казалось, он постоянно поглощен своими мыслями, а вести простую беседу для него — самая трудная вещь на свете. Но я заставила его поговорить со мной. Заставила выслушать мою историю. Как только я начала рассказ, то сразу же поняла, что мой собеседник хорошо разбирается в магии, и поведала ему обо всем. Я доверилась ему. До сих пор не знаю почему, но доверилась. Он сказал, что сторы не возьмут меня в ученицы и нет смысла оставаться в их селении. И предложил мне отправиться в Паранор к друидам. Я рассмеялась. Сказала, что они тоже не возьмут меня. Но он уверял, что возьмут, и научил, как говорить с ними. Помог мне сочинить историю и написал бумаги, благодаря которым меня должны были принять, однако не велел ссылаться на него, ибо когда-то давным-давно и сам был друидом, но потом оказался в немилости.

Звали этого человека Коглин. По его мнению, друиды были уже не те, что прежде. Никто из них, кроме Бремана, сказал он, больше не бывает в Четырех Землях, а потому они поверят в ту историю, которую он сочинил для меня, если я смогу продемонстрировать им свою способность исцелять. Друиды очень доверчивы и ничего проверять не станут. Он оказался прав. Я сделала все, как он велел, и меня приняли в Паранор. — Она вздохнула. — Теперь понимаешь, почему я попросила Бремана взять меня с собой? Изучение магии в Параноре не поощрялось ни в каком виде. Пожалуй, только Риска и Тэй действительно разбирались в ней. У меня не было возможности научиться контролировать мою магическую силу. Стоило мне хоть раз обнаружить ее, и меня тут же выгнали бы вон. Друиды боятся магии. Впрочем, вернее сказать, боялись, поскольку теперь их больше нет.