Вернулся он минуты через две.

– Никаких следов. Я разговаривал с настоящим полицейским. Он здесь уже долго, и сменят его через несколько часов. Этот прятавшийся тип такой же фальшивый, как браслеты, которые получил Британский музей. Давай посмотрим на пулю.

Она прошла через мое плечо и угодила в край мраморной облицовки камина, отчего сильно сплющилась. Это была обычная пуля тридцать второго калибра.

– Не представляю, сколько таких пистолетов в Лондоне, – заметил я. У меня у самого был такой. – Достаточно лишь читать газеты, чтобы понять, сколько людей владеет оружием, явно не для того, чтобы бить пулями мух.

– Иногда для того, чтобы убирать своих врагов. Что ж, если не хочешь участия полиции…

– Как могу я хотеть этого? – воскликнул я. – Они думают: «Перед нами загадка убийства. Мы разрешили ее. Если эти дилетанты попытаются расстроить наше дело, то они заслуживают смерти».

Паркинсон засмеялся:

– Хочешь действовать самостоятельно? Как знаешь, но я надеюсь, что Крук тебя образумит. Лично я категорически против того, чтобы этим преступникам позволяли разгуливать по улицам. Нет, это не альтруизм, а эгоистичный интерес. В конце концов, возможно, я намечен очередной мишенью.

– Убийца скоро потеряет осторожность. Проблема большинства преступников в том, что они считают себя умными.

– Если хочешь утешить себя тем, что моя смерть будет средством отправить негодяя под суд, позволь мне снова напомнить, что я не альтруист. Я был бы гораздо счастливее в открытом море.

– А я нет, черт возьми! Он сам себя выдаст. Тот факт, что он начал раздавать свои сувениры, свидетельствует о многом. Он начинает паниковать и хочет отпугнуть нас.

Паркинсон усмехнулся.

– Проявляешь рвение? – спросил он, и я нехотя признался, что да.

– Конец этого дела близок, я уверен в этом, – добавил я. – Да, можешь сказать, что я проявляю рвение.

– То есть не только хочешь видеть Фэнни на свободе, но и стать ее освободителем?

– Да! – воскликнул я. – Ты знаешь не хуже меня, что она будет обо мне невысокого мнения, если я сдамся.

– Ты прав, – кивнул Паркинсон. – Но прислушайся к моему совету: не выходи на улицу после наступления темноты. В следующий раз получишь пулю в голову или нож под лопатку. Человек, которого ждет петля, не будет испытывать угрызений совести из-за еще одного трупа. Я поговорю с полицейским, с настоящим, – добавил он, подходя к двери. – Скажу, что мы несколько минут назад слышали у окна подозрительные звуки – наверное, на том стволе был глушитель, иначе шума было бы гораздо больше, – и попрошу поддержки. Утром позвоню, проверю, жив ли ты.

Четыре дня я был hors de combat[7]. Отчаянно раздражался из-за того, что нахожусь не у дел, и врач угрожал мне двумя неделями изоляции. Даже завел речь о частной лечебнице, но я попросил его уйти. Подолгу разговаривал по телефону с Круком, его помощники продолжали заниматься делом, и под вечер четвертого дня появились новости. Крук сам приехал ко мне, чтобы сообщить их.

– Хочу показать тебе кое-что, – сказал он. – Ты видел их раньше? – И бросил мне на постель исчезнувшие китайские браслеты.

Сначала я не поверил своим глазам: подумал, что это первоклассная подделка, но это было не так. Вскоре мы узнали мнение Тестера, он пригласил нескольких экспертов, и все они согласились, что браслеты подлинные.

– Откуда они взялись? – воскликнул я.

– Их принесла женщина по фамилии Харпер. Объяснила, что купила их в лавке китайских товаров возле Бонд-стрит. Я знаю эту лавку. То есть, – он усмехнулся и ткнул пальцами в постель, – знает кое-кто из моих помощников. Много художественных поделок, изредка первоклассные вещи вроде этих.

Крук любовно погладил браслеты. Но не потому, что они для него что-либо значили как произведение искусства, просто он видел в них средство для успешного, может быть, сенсационного завершения расследования.

– Когда она купила их? – спросил я.

– Месяц назад. Разумеется, женщина понятия не имела об их истинной ценности. Красивые нефритовые браслеты, прекрасно подходящие к вечернему платью, которое она только что приобрела.

– А кому принадлежит лавка?

– Одной паре с утонченными замыслами. Иногда это столовая, порой художественный салон – но обычно одно из тех бестолковых предприятий, где бухгалтерские книги вечно не в порядке и убытки следуют за убытками.

– Откуда эта пара взяла их?

– Явился какой-то человек, сказал, что только что вернулся из Китая, предложил им слоников из кости, браслеты и ожерелья, вышитые скатерти. В общем, базарный хлам, и среди него браслеты. Они, заявил этот человек, самые ценные в его коллекции. Молодые люди сказали мне – браслеты так им понравились, что они дали за них сорок фунтов. Когда они сообщили это мне, рты у них раскрылись, как пивные кружки. Сорок фунтов! Господи!

Он запрокинул голову и презрительно захохотал.

– Надо же, – произнес я, надеясь выразить тоном, что до начала этого дела он сам счел бы сорок фунтов за эти браслеты непомерной ценой. – Как, должно быть, Рэнделл ненавидит нас. Сорок фунтов!

– Свою жизнь я ценю дороже.

Крук покачал браслеты на своей огромной ладони и свистнул.

– Почему они сразу же не пришли к нам? – спросил я. – Эта парочка, владеющая лавкой китайских товаров? Или они настолько утонченные, что не читают газет?

– Ограниченные люди. – Крук беспечно махнул рукой. – Им было невдомек, владельцами чего они стали. Какой-нибудь покупатель увидел браслеты и сказал: «А это не те самые, которые ищут по всей стране?» Тут они переглянулись и подумали, что, может, да.

– Ты получил описание внешности человека, который представился вернувшимся из Китая?

– Довольно высокий, с черными усами и забинтованным безымянным пальцем на правой руке. Мало данных. А в чем дело?

Я сел; рана заживала хорошо, да и в ту минуту мне было не до таких мелочей.

– Черные усы? Любопытно, – произнес я.

– Если это все, чем ты располагаешь, – насмешливо сказал Крук. – Черные усы стоят дешево. Их можно купить за четыре с половиной пенса.

– Вот-вот. Больше ничто не привлекло твоего внимания? Тогда слушай. У этого человека был забинтован безымянный палец правой руки. Человек, купивший браслеты на Рочестер-роу, не снимал с правой руки перчатку. Почему? Чтобы скрыть какой-то изъян. И что? У кого нет верхней фаланги на этом пальце среди тех, кто может быть причастен к убийству? Что скажешь о коллекционерах, которых ты упоминал несколько дней назад, о людях без совести?

Крук с трудом распрямился и проговорил:

– Грэм?

– Кто же еще? Когда я мысленно перебирал находившихся в доме, то остановился на нем. Он ужасно боялся, что его обвинят в преступлении. Виновный уверен, что его подозревает весь мир. И он так старательно дистанцировался от Фэнни.