После победы в Северной Африке, летом 1943 года открылся новый фронт: 10 июля Вторая британская армия под командованием Монтгомери (а также 7-я армия США под командованием генерала Джорджа Паттона) начали наступление на Сицилию. Через две недели Муссолини был смещен с занимаемой должности, а 3 сентября правительство Пьетро Бадольо согласилось на безоговорочную капитуляцию. В тот же день первые части союзников высадились на итальянском побережье. 13 октября Италия объявила войну Германии[154].

Были и другие причины торжествовать: немецкий линкор «Тирпиц», гроза союзнических конвоев, был подбит в сентябре 1943 года, когда стоял на якоре у берегов Северной Норвегии. Дерзкую атаку на судно водоизмещением 35 000 тонн осуществили только что разработанные сверхмалые британские подводные лодки класса X–Craft: они установили мощные двухтонные мины на морское дно прямо под «Тирпицем». 26 декабря, в день рождественских подарков, неподалеку был затоплен линкор «Шарнхорст» водоизмещением 26 000 тонн. Союзники практически выиграли битву за Атлантику.

Но большая война была еще далека от завершения. Ждали, что после капитуляции Италии немцы двинутся на север, если бы Гитлер посчитал, что юг Италии не имеет никакого стратегического значения. Увы, надежда оказалась тщетной. Немцы ожесточенно сопротивлялись на линии, шедшей поперек всей страны, милях в восьмидесяти южнее Рима; эту «линию Густава», или, по-другому, «зимнюю линию», фельдмаршал Альберт Кессельринг, командовавший итальянским театром военных действий, поклялся оборонять так, чтобы англо-американцы «обломали об нее все зубы». Король с тревогой следил за развитием событий. «Горная война – это безнадежно, – записал он 21 декабря в дневнике. – Настрой у людей боевой, но условия ужасны. Уже много недель дождь, холод и грязь»[155]. В России тоже шли жестокие бои, да и японцы отнюдь не помышляли складывать оружие. Настроение короля еще больше омрачилось, когда он узнал, что Черчилль, активно работавший на Ближнем Востоке и в то время находившийся в Тунисе, уже второй раз за год схватил воспаление легких.

Рождественские праздники, проведенные в Виндзоре, стали небольшой передышкой для короля и его семьи. Среди гостей оказался молодой лейтенант флота принц греческий и датский Филипп. Впервые его представили королевской семье в июне 1939 года, когда монарх посещал Королевский военно-морской колледж в Дартмуте; Филиппу тогда было восемнадцать лет, а будущей королеве – всего тринадцать. Кто-то должен был занимать Елизавету и Маргарет, пока их родители исполняли свои официальные обязанности, и Маунтбеттен постарался, чтобы это задание получил его племянник – высокий, привлекательный молодой человек, только что закончивший обучение – лучшим на курсе. Елизавета (троюродная сестра Филиппа через королеву Викторию и двоюродная через Кристиана IX Датского) была сражена наповал. Гувернантка принцессы, Марион Кроуфорд, писала в воспоминаниях: «Она ни на минуту не сводила с него глаз»[156]. Филипп, напротив, «держался вежливо, но, в общем, не обращал на нее особенного внимания», зато все время «поддразнивал маленькую полноватую Маргарет».

Елизавета влюбилась в Филиппа «c первой же встречи», как писал официальный биограф Георга VI (его рукопись она прочла и одобрила, уже став королевой), и молодые люди начали изредка, по-родственному, переписываться. Принцесса очень разволновалась, узнав, что Филипп проведет с ними Рождество 1943 года, а до этого посмотрит традиционную пантомиму, которую они с Маргарет начали ставить два года тому назад в Виндзоре и в которой обе играли главные роли.

«Кроуфи, ты представляешь, кто будет смотреть, как мы играем? Филипп!» – «зардевшись», призналась Елизавета своей гувернантке[157]. Принц сидел в первом ряду, вместе с королем, королевой и своей двоюродной сестрой Мариной, герцогиней Кентской. Пантомима удалась, Филипп развеселился и от души хохотал над всеми, даже самыми плоскими шутками. Еще никогда Кроуфорд не видела такой оживленной свою Лилибет, как называли будущую королеву в кругу близких. «В ней зажглась какая-то искра, которой никто из нас раньше не чувствовал. Об этом говорили многие», – замечала она[158]. Тогда Филипп провел в Виндзоре весь рождественский уик-энд; веселее всего было в день рождественских подарков, 26 декабря, когда «после обеда немного поиграли в шарады, а потом в розовой гостиной скатали ковер, завели граммофон и до часа ночи танцевали до упаду во главе с королем, облаченным в костюм из шотландки Inverness»[159].

Для рождественского радиообращения король избрал тон, названный его официальным биографом «смесью радости и предостережения»[160]. «В этом году, который уже подходит к концу, по Промыслу Божьему произошло много такого, за что мы должны быть благодарны Его милосердию», – сказал он.

В частной жизни, однако, король позволил себе немного помечтать. В ночь на Рождество он записал в дневнике: «Будем надеяться, что в следующее Рождество мы увидим окончание войны»[161].

В самом начале третьего часа ночи 22 января 1944 года союзные войска в составе VI корпуса 5-й армии США и 1-й пехотной дивизии Великобритании общей численностью 40 000 человек застигли немцев врасплох, высадившись на пятнадцати милях итальянского побережья вблизи курортных городков Анцио и Неттуно. Среди британцев были и шотландские гвардейцы, в чьих рядах сражался Энтони Лог, вернувшийся в строй после долгого лечения от ран, полученных в Северной Африке.