— А зачем? Я не собираюсь кореянкам в любви объясняться, — пошутил и Геннадий.

— Вот и зря. Кореянок и японок знатоки считают самыми сексуальными бабами. — И продекламировал, перефразировав Есенина: — «Струилися запахи сладко, И в мыслях был пьяный туман… Теперь бы с младой кореянкой Завесть хорошо роман».

— Ну, командир, — помотал головой Геннадий. — И откуда у тебя силы берутся? С женой четверых настругал, а сколько на стороне по лавкам бегают?

— Много, Гена. Хорошо, что они по лавкам бегают, а не за мной…

Бортмеханик был уже у «Ан-24» и доложил, что самолёт к полёту готов. Не успели они произвести осмотр, как подвезли груз. Это были тяжёлые ящики с оловом. Один, поменьше, отправляемый «патриотом» из Якутии, явно был с алмазами. Но проверке он не подлежал…

Геннадий с бортмехаником прочно закрепили ящики, и второй пилот занял свое место в кабине. Диспетчер дал «добро» на взлёт.

Едва набрали высоту, как у командира с желудком снова начались неприятности. Он так громко разряжался и испускал такое зловоние, что Геннадий отмахивался рукой, как от ядовитого газа.

— А ещё к кореянкам намыливаешься.

— К тому времени я весь запас выпущу, — с усмешкой отвечал Биктогиров. — Это атмосфера виновата.

Но через пятнадцать минут полета командиру стало не до шуток: от страшной боли в желудке он согнулся в три погибели, до крови закусив губу. С трудом промолвил:

— Веди. Мне совсем хреново.

— Давай вернемся, — предложил Геннадий.

— Ты что?! А груз? — Передохнул. — И меня спишут… А кто кормить детей будет?

— Но с этим шутить нельзя…

— Достань аптечку, — прервал его Биктогиров. — Там фестал, но-шпа… Я всегда беру.

Геннадий, всецело доверившись автопилоту, вылез из кресла и достал из аптечки лекарства. Из термоса, который всегда брали с собой, налил горячего чаю.

Биктогиров проглотил сразу две таблетки фестала и две но-шпы. Но боль не отпускала.

— Сраная колбаса! — сквозь силу выругался командир. — Из чего только ее варганят… Позавтракал, называется… Сразу она мне не понравилась. — Превозмогая боль, стал выбираться из кресла.

— Ты куда?

— На толчок, куда ж ещё, — со злостью ответил командир и в полусогнутом состоянии, придерживая живот рукой, направился в хвост самолёта. Не возвращался минут десять, и Геннадий забеспокоился — не случилось ли худшего. Но бросить управление без присмотра, несмотря на безупречную работу автопилота, не мог — за техникой глаз да глаз нужен.

Биктогиров вернулся бледный, позеленевший, будто после продолжительной болезни. Взялся за спинку кресла, но тут же заторопился обратно. И ещё отсутствовал столько же.

— Я запросил посадку на Угловой, — сказал Геннадий, когда тот сел в кресло, проверяя, как отреагирует командир на его намерение.

— Да ты что! — сердито выкатил глаза командир. — Мне уже лучше. Сейчас же отмени запрос. — И потянулся рукой к самолетному переговорному устройству, чтобы переключиться на командную связь.

— Я ещё не успел, — успокоил его Геннадий. — Только собирался.

— Ты брось мне такие шуточки. — Биктогиров, похоже, действительно обиделся: голос его зазвучал требовательно, сурово. — Вот станешь командиром, тогда будешь принимать решения.

— А если бы с тобой стало совсем плохо и ты откинул бы коньки, кто отвечал бы? — не согласился Геннадий.

— Не откинул же, — сбавил тон командир. Помолчал и грустно усмехнулся: — А с кореянкой действительно роман завесть не удастся…

— Значит, отменить заказ на гостиницу?

— Отменяй. Рассчитал, во сколько мы прибудем?

— В двенадцать сорок пять.

— Вот и передай на КДП, чтоб к этому времени доставили груз…

Когда самолёт приземлился на сеульском аэродроме, его уже поджидали два крытых грузовика с компьютерами и телевизорами, упакованными в картонные коробки. Переводчик, русский мужчина, подошёл к Геннадию и спросил с усмешкой:

— Впервые встречаю соотечественников, не пожелавших провести денёк-другой в замечательной восточной стране. Здесь есть что посмотреть и чем повосхищаться. Или дым отечества приятнее?

Геннадий с удивлением уставился на мужчину: ничего себе, «патриоты отечества» обосновались и в Корее. Неужто и в самом деле это такая мощная организация? На родине Геннадий слышал не об одной партии, именующей себя патриотической, — и коммунистическая, и народно-демократическая, и даже баркашовцы-националисты считают себя патриотами. Однако считать Андрея с Константином патриотами… Посчитал их самозванцами, а оказывается, вон какая сеть. И Геннадий ответил в тон мужчине:

— Вы правы: «Дым отечества нам сладок и приятен».

«Патриот» кивнул на одну коробку.

— Вот эта…

В Хабаровск экипаж вернулся уже под вечер. Здесь Геннадия ожидал ещё один сюрприз. В автобусе, когда ехали из аэропорта, к нему подсел мужчина лет сорока и негромко произнес:

— Вам привет от Якова Семеновича.

Память Геннадия мгновенно выхватила из детства полноватого подполковника, сослуживца отца, не раз бывавшего в их квартире с женой-красавицей Анной Яковлевной, дружившей с матерью. Яков Семенович вел борьбу с валютчиками и фальшивомонетчиками, его жена работала ювелиром. В сорокалетний юбилей матери Геннадия Анна Яковлевна подарила изумительный кулон из голубого сапфира, обрамленный золотой вязью, восхищавшей всех филигранной работой. «Это работа Якова Семеновича, — выдала секрет ювелирша. Пошутила: — Выучила на свою голову». Потом, после окончания училища и службы в Волжанске, Геннадий был однажды у Гринбергов по просьбе отца. Анны Яковлевны уже не было, умерла год назад; Яков Семенович сильно сдал, располнел, подряхлел и потерял всякий интерес к жизни. Чтобы окончательно не свихнуться, по его словам, он изредка занимался ювелирным делом, но без всякого вдохновения, без фантазии.

Геннадий хотя и обещал навещать старого друга отца, но служба так закрутила его, что выбраться к нему больше не представилось возможности…

— Гринберг? — невольно вырвалось у Геннадия.

Незнакомец кивнул.

— Когда вы его видели? Что он просил передать? — Геннадий уже догадывался, что за человек рядом с ним.

— Обижается Яков Семенович, что давно о себе весточку не подавал.

— Принимаю критику. Но… обстоятельства так сложились. Как в капкане.

— Мы предполагали… Отец сильно беспокоится.

— Он здоров?

— Всё в порядке. И с твоим делом разобрались. Так что можешь быть спокоен.

Неимоверная радость охватила Геннадия. Он свободен! Подозрения сняты, и он с чистой совестью и открытым взглядом может вернуться в свою часть! Но… кто все-таки упрятал его так далеко, что это за «Патриоты отечества»? Он собрался было задать соседу эти вопросы, когда заметил, что тот заинтересовался кем-то. Геннадий посмотрел в направлении его взгляда.