Он отыскал в шкафу книжку «Соломинка и боб» с ужасными картинками. Ангела с книжкой села на матрац, а Себастьян сел к ней на колени и стал слушать. История ему понравилась, хотя она была какая-то жутковатая. Речь шла о великане, страшном и грозном, с громадным ртом и косыми глазами.

Ангела достала из сумки яблоки и раскрыла пакет с шоколадными кексами.

— Ты уже отдохнула? — с надеждой в голосе спросил Себастьян.

Она не ответила.

— Мы пойдем? — не отставал Себастьян.

Снова не получив ответа, он встал и направился к двери.

Ангела рванулась ему вслед и схватила за руку:

— Мы никуда не пойдем, пока я не скажу.

— Ай! Пусти, мне больно.

Он попытался вырваться.

— Я тебя отпущу, если пообещаешь, что останешься здесь.

Он мрачно кивнул, и Ангела отпустила его.

— Мы пойдем завтра, а сейчас я плохо себя чувствую. Я же говорила, — сказала она.

Он сел на стул и принялся нетерпеливо болтать ногами.

— Моя другая мама никогда не устает, — тихо сказал он.

Он покосился на Ангелу — не разозлится ли она, но Ангела, казалось, не расслышала его слов.

Подувшись некоторое время, Себастьян устал обижаться и, достав из шкафа игры, поставил их на стол перед Ангелой. Не говоря ни слова, она раскрыла коробку «Запоминалки» и начала раскладывать на столе карточки обратной стороной вверх.

Они поиграли. Себастьян играл лучше Ангелы.

Потом они играли в «Путешествие вокруг света», выигрывая по очереди.

День прошел. Пока они ели кексы и яблоки, играли и читали, они не заметили, как начало смеркаться. Себастьян лег на матрац.

— Здесь ужасно холодно. Я хочу туда, где тепло, — пробормотал он.

Он посмотрел на Ангелу, которая сидела за столом и машинально продолжала бросать кубик. Она ничего не ответила.

Мальчика охватило чувство безнадежности, перед ним вдруг разверзлась холодная черная пропасть горя и заброшенности. Он отвернулся к стене и заплакал. Время от времени он поворачивался и смотрел на Ангелу, ожидая, что она подойдет, утешит его, погладит по головке и споет песню. Но она не подошла.

Должно быть, он уснул, потому что, когда в следующий раз он повернулся, чтобы посмотреть на Ангелу, было совсем темно. Он не видел, продолжала ли она сидеть на стуле. Но было слышно, как она бросает кубик. Резкий удар, а потом несколько ударов потише, похожих на барабанную дробь.

— Мама, — сказал он. — Я замерз.

Ответа он не дождался. Потом он, видимо, снова заснул. Ему снились грибные солдаты в дупле пня. Он был среди них и просил их показать дорогу домой. Они стояли перед ним по стойке «смирно» и молчали. Каски были так низко надвинуты на глаза, что Себастьян не видел их лиц.

Потом он внезапно проснулся. Шум от падения кубика прекратился.

— Мы сегодня уйдем отсюда? — спросил он.

Ангела, как и вчера, продолжала неподвижно сидеть на том же стуле. Лицо ее за ночь подобрело, в его выражении появилось что-то мягкое и светлое. Пожалуй, лицо ее можно было назвать счастливым.

— Да, сейчас мы будем собираться в путь, ты и я, мой маленький, — сказала она.

— Мы сначала пойдем к дяде Бьярне? Он отвезет нас в аэропорт?

Она покачала головой.

— Но как же мы отсюда выберемся? — спросил он.

— С помощью этой штуки.

Она указала рукой на рукомойник.

— Вот этой? Но это же ружье.

— Да, — сказала она.

— Ты смеешься, мама. Мы же не можем ехать на ружье.

— Можем.

Он представил себе эту картину: Ангела летит на ружье, как ведьма на помеле. Представил ее толстые ноги и зад и выступающий впереди приклад. Картина получилась такая забавная, что Себастьян не смог удержаться от смеха.

— Но не вдвоем! Здесь просто не хватит места! — крикнул он. — Если ты на него сядешь, то мне сесть будет некуда!

— Мы поедем по очереди, — сказала она. — Сначала ты, а потом я.

Он посмотрел на нее. Похоже, что говорила она вполне серьезно. Серьезно, но не зло. Он перестал улыбаться.

— Это правда?

Она кивнула.

— Точно?

Она снова кивнула. Нет, она не шутила.

— Оно полетит быстро?

— Очень быстро! Пафф, и все.

Глаза ее сверкнули. Вокруг губ обозначилось какое-то нежное движение, почти улыбка. Может быть, она все-таки шутит?

— Пафф! — повторил он вслед за ней.

Он подошел к рукомойнику, взял ружье.

— И как это работает?

— Сейчас я тебе покажу. Дай его мне.

В эту ночь Беттине не спалось. Во-первых, из-за бури — сильный ветер всегда мешал ей спать, ей всегда было тревожно, когда начиналось волнение в атмосфере. Но сна не было и от переполнявших голову дум. Она думала о сегодняшней встрече с Рейне Ольссоном и о том, что писали газеты о его жене.

Если бы этой женщины не было, Беттина ни о чем бы не беспокоилась. Родители Себастьяна получили бы своего ребенка в обмен на деньги, и инцидент был бы исчерпан.

Но женщина была. Полицейским Беттина сказала, что это была солидная, внушающая доверие женщина. Но это не соответствовало действительности. В этой женщине было что-то по-настоящему странное. Беттина почувствовала это всем своим существом, передавая ей Себастьяна. Это странное, обрамленное платком лицо. Никакой мимики, никаких морщин, никаких складок. Белая прозрачная кожа. Светло-голубые глаза без всякого выражения.

Глядя на нее, Беттина вспомнила пресмыкающихся, которых она видела в музеях заспиртованными в стеклянных банках. Бледные, но хорошо сохранившиеся, эти животные год за годом взирали на мир своими ничего не выражающими глазами. Такая же рептилия, только не мертвая, а полусонная, предстала перед Беттиной в тот злосчастный день и протянула ей свою холодную белую лапу.

— Я должна забрать Себастьяна, — сказала она совершенно бесцветным, лишенным всякого выражения, механическим голосом. Наверное, прежде чем произнести фразу вслух, она сотню раз репетировала ее мысленно. Больше женщина не сказала ничего. Проявляя непонятное нетерпение, она стояла перед Беттиной, переминаясь с ноги на ногу.

Надо было порасспросить ту женщину. Немного поговорить с ней, как она делала это всегда, отдавая детей. Надо было рассказать, как прошел день, чем занимался Себастьян, какая была погода. Да мало ли о чем можно было бы поговорить. Но, взглянув в глаза той женщины, Беттина поняла, что всякий разговор с ней не имеет ни малейшего смысла.