У господина Земирли вдруг сделался очень усталый вид. Джан кашлянул, давая понять, что пора уходить. Алиса встала и поблагодарила старика за гостеприимство. Огюз Земирли прижал руку к сердцу.

— Ваши родители были не только скромными, но и храбрыми, они вели себя как герои. Я счастлив узнать, что они добрались до своей родины целыми и невредимыми, и тем более счастлив, что мне выпала честь познакомиться с их дочерью. Если они ничего не рассказывали вам о своей жизни в Турции, то только из скромности. Поживите в Стамбуле подольше, и вы поймете, о чем я говорю. Выбирай правильный путь, Кёмерт Эджзаджи'нин Кызы.

«Дочь щедрого аптекаря», перевел Джан, когда они вышли на улицу.

Идти в школу Святого Михаила было уже поздно. Джан собирался отправиться туда утром, чтобы договориться о встрече.

Алиса и Долдри поужинали в ресторане отеля. За столом они говорили мало. Долдри не нарушал молчания Алисы. Время от времени он пытался ее развеселить, рассказывая пикантные истории из своей молодости, но Алиса слушала рассеянно и улыбалась из вежливости.

Когда они прощались в коридоре, Долдри заметил, что у них есть все основания радоваться, ибо Огюз Земирли наверняка третий, если не четвертый человек в цепочке встреч, которые предсказала гадалка из Брайтона.

Алиса закрыла дверь в комнату и немного погодя села за письменный стол.

Антон!

Каждый раз, проходя через холл отеля, я надеюсь, что администратор передаст мне письмо от тебя. Это, наверное, глупо. С чего бы ты стал писать мне?

Я приняла решение. Мне для этого понадобилось изрядное мужество, вернее, оно мне еще понадобится, чтобы исполнить задуманное. Когда вернусь в Лондон, то, позвонив в твою дверь, оставлю на пороге пачку писем в шкатулке, которую на днях куплю на Большом базаре. Туда я сложу все письма, которые написала, но не отправила тебе.

Быть может, ночью ты их прочтешь, а утром, быть может, придешь ко мне. Как много этих «быть может», но с некоторых пор они стали неотъемлемой частью моей жизни.

Приведу лишь один пример. Кажется, я поняла смысл кошмаров, которые меня мучают.

Гадалка в Брайтоне была права. По крайней мере в одном. Мое детство прошло здесь, на втором этаже одного стамбульского дома. Я провела там два года. Наверное, я играла на улице, в конце которой была высокая лестница. Я ничего этого не помню, но картинки из прошлой жизни всплывают в моих снах. Чтобы разгадать тайну, которая окутывает часть моего раннего детства, я должна продолжать поиски. Догадываюсь, почему родители никогда не рассказывали мне об этом. Будь я матерью, я бы поступила точно так же и скрыла бы от дочери слишком болезненные воспоминания.

Сегодня днем один человек показал мне окна квартиры, в которой мы жили, откуда мама, наверное, смотрела вниз на улицу. Я представляла маленькую кухню, где она готовила нам еду, гостиную, где я сидела у отца на коленях. Я думала, время вылечит боль от разлуки с ними, но этого не случилось.

Мне бы хотелось однажды показать тебе этот город. Мы бы прогулялись по улице Истикляль, а когда пришли в квартал Румели, я показала бы тебе место, где жила, когда мне было пять лет.

Однажды мы пойдем гулять по набережной Босфора, ты будешь играть на трубе, и твою музыку будет слышно на холмах Ускюдара.

До завтра, Антон.

Целую.

Алиса

* * *

Она проснулась на рассвете, взглянула на занимавшийся день в серебристо-серых бликах Босфора, и ей не захотелось больше оставаться в номере.

Ресторан отеля был еще пуст. Официанты в ливреях с обшитыми галуном эполетами заканчивали расставлять приборы. Алиса выбрала столик в уголке. Взяла вчерашнюю газету, оставленную кем-то на сервировочном столике. Она сидела одна в ресторане роскошного отеля в Стамбуле, читала лондонские новости, но постепенно ее мысли устремились к Примроуз-хилл, и газета выскользнула из рук.

Ей представилось, как Кэрол идет по Албермарл-стрит до Пикадилли и там садится на автобус. Она прыгает на заднюю подножку и разговаривает с контролером, пытаясь убедить его не компостировать ее билет. Кэрол говорит, что вид у него неважный, а она врач, так что пусть как-нибудь зайдет к ней и проверится. Потом она выходит на остановке у больницы с непробитым билетом в кармане. И так у нее получается почти каждый раз.

Алиса вообразила, как Антон шагает с сумкой через плечо, воротник пальто не застегнут даже в зимние холода, непослушная прядь упала на лоб, а глаза еле видят спросонья. Он идет через двор в мастерскую, садится на табурет у верстака, пересчитывает резаки, поглаживает ручку рубанка и, бросив взгляд на большую стрелку часов, со вздохом принимается за работу.

Она представила, как Сэм входит через заднюю дверь книжного магазина в Кэмдене, снимает плащ и надевает серую блузу. Затем идет в торговый зал и в ожидании посетителей стирает пыль с полок или проверяет товар.

И под конец она подумала об Эдди: наверное, сейчас он лежит на кровати скрестив руки и храпит как трактор. При этой мысли Алиса улыбнулась.

— Не помешаю?

Алиса вздрогнула и подняла голову. Перед ней стоял Долдри.

— Нет, я газету читала.

— Хорошее у вас зрение!

— В каком смысле? — не поняла Алиса.

— В смысле, что газета под столом у ваших ног.

— Мысли были далеко, — призналась девушка.

— И где, если не секрет?

— В разных уголках Лондона.

Долдри обернулся к бару в надежде привлечь внимание официанта.

— Сегодня я поведу вас ужинать в исключительное место, одно из лучших в Стамбуле.

— А мы что-то празднуем?

— В каком-то смысле. Наше путешествие началось в одном из лучших ресторанов Лондона, и я нахожу разумным, чтобы для меня оно завершилось так же.

— Но вы же уезжаете только…

— …тогда, когда вылетает мой самолет!

— Но он же вылетает только…

— Как вы думаете, может, упасть на пол и изобразить припадок, чтобы наконец принесли кофе? Это же уму непостижимо! — воскликнул Долдри, снова перебив Алису.

Он поднял руку и махал ею до тех пор, пока к столику не подошел официант. Долдри заказал завтрак, достойный Гаргантюа, и попросил, чтобы все принесли поскорее, так как он очень голоден.

— Поскольку у нас свободное утро, то как вы относитесь к тому, чтобы сходить на базар? Мне нужно купить маме подарок, и вы меня очень обяжете, если посоветуете что-нибудь. Понятия не имею, что бы могло ей понравиться.

— Может, какое-нибудь украшение?

— Оно ей обязательно не понравится, — ответил Долдри.

— А духи?

— Она пользуется только своими.

— Может, что-нибудь старинное?