как доступ на кафедры в наших университетах совсем закрыт для женщин, каковы бы ни были их способности и познания, то для госпожи Ковалевской в нашем отечестве нет места, столь же почетного и хорошо оплачиваемого, как то, которое она занимает в Стокгольме. Место преподавателя математики на Высших женских курсах гораздо ниже университетской кафедры; в других же наших учебных заведениях, где женщины могут быть учителями, преподавание математики ограничивается одними элементарными частями"47.

Правда, научная общественность взяла реванш, избрав Ковалевскую членом-корреспондентом Академии наук - случай беспрецедентный в те времена не только для России, но и для мировой практики. "Я очень счастлив видеть исполненным одно из моих самых пламенных и обоснованных желаний",-писал Софье Васильевне академик П. Л. Чебышев48.

С. В. Ковалевская стала выдающимся ученым - здесь мы можем вполне положиться на авторитетное мнение академика П. Я. Кочиной, которая насчитала на протяжении всей истории человечества лишь несколько женщин ученых-математиков. "Софья Ковалевская,- писала она,- превосходила своих предшественниц талантом и значительностью полученных результатов и была первой в мире женщиной членом-корреспондентом Академии наук"49.

При огромном, всепоглощающем значении науки в жизни Ковалевской в ней оставалось место для общественной деятельности, и притом значительное50. Еще в детстве, по признанию Софьи Васильевны, находясь под впечатлением разговоров о восстании в Польше 1863 г., она мечтала принять участие "в каком-нибудь польском восстании".

Юность ее проходила в годы революционного подъема. К тому же благодаря старшей сестре Липе, сыгравшей большую роль в формировании личности Софьи Васильевны, ей и в витебской глуши были доступны "Колокол" и "Современник". В. О. Ковалевский ввел ее и круг петербургских нигилистов, а за границей благодаря той же Анне Васильевне, ставшей женой французского революционера Жаклара, супруги Ковалевские оказались не только свидетелями, но и в известной степени участниками Парижской коммуны: Софья Васильевна ухаживала за больными в госпитале, а ее муж предоставил свой паспорт Жаклару, чтобы тот после разгрома Коммуны сумел скрыться.

И в дальнейшем жизнь С. В. Ковалевской была связана с общественным движением. По утверждению немецкого социал-демократа Г. Фольмара, в 1889 г. она участвовала в I конгрессе II Интернационала, представляя на нем женскую лигу. Посвятив свою жизнь науке, Софья Васильевна не переставала думать о соотношении научной и общественной деятельности, о социализме и науке. "По временам,-писала она 4 мая 1882 г. Г. Фольмару.-я не могу избавиться от мучительного сознания, что все то, чему я отдала все мои мысли и способности, представляет интерес только для немногих, тогда как каждый обязан свои лучшие силы посвятить служению массам"51.

Вера Николаевна Фигнер (1852-1942 гг.) по-другому распорядилась своими мыслями и способностями: она избрала революцию.

Как-то в журнале "Дело" 17-летняя Вера прочитала о Н. П. Сусловой, мысли о которой соединились в ее голове с размышлениями о необходимости служить народу. В те годы и на студенческих сходках, и на страницах прогрессивных журналов, и в земствах говорили: тот, кто получил образование, получил его за счет народа, который сам пребывает в темноте и нужде; тот, кто овладел специальностью юриста, учителя, агронома или врача, обязан вернуть свой долг крестьянам. Вера Фигнер решила учиться, получить, как Суслова, медицинское образование и стать врачом, чтобы лечить крестьян.

Сначала казалось, что учиться медицине ей не суждено: в России доступ к медицинскому образец для женщин был закрыт, на заграничную поездку отец денег не дал. Но осенью 1870 г., в 18 лет Вера вышла замуж за молодого помещика, судебного следователя А. В. Филиппова. Супруги планировали превратить свой помещичий дом в больницу, а флигель - в школу. Они много читали, изучали языки, копили деньги для поездки за границу. Вера Николаевна уговорила мужа бросить службу, так как считала роль следователя в самодержавной России гнусной.

Пока не было денег для заграницы она поехала с сестрой Лидией в Казань, где познакомилась со знаменитым П. Ф. Лесгафтом - кумиром студентов, ученым с независимым характером, страстно любящим науку. Лесгафт на свой страх и риск разрешил сестрам посещать его занятия в университете. Однако вскоре его лишили профессуры, опасаясь "вредного" влияния на молодежь. Весной 1872 г. Вера Фигнер вместе с мужем и сестрой Лидией приехали в Цюрих. Ее мечта сбылась - она стала студенткой университета.

Цюрихский университет, как уже отмечалось, пользовался тогда наибольшей популярностью среди русской молодежи. С 1864 по 1872 г. в нем учились 200 женщин, из которых три четверти были российского происхождения. Три студентки из России учились в Политехникуме и успешно закончили курс52. Характерно, что подавляющее большинство русских женщин выбирали профессию медика - чрезвычайно популярную среди демократической молодежи как нужную народу, дающую возможность сблизиться с ним.

Однако Цюрих привлекал молодежь России не только возможностью учиться, но и как "некоторый умственный революционный центр, которого не хотел миновать ни один русский интеллигент, попавший за границу". К тому времени Швейцария стала центром русской революционной эмиграции. Н. И. Утин в Женеве создал Русскую секцию I Интернационала, представлять которую в Генеральном совете, как известно, согласился Карл Маркс. В Швейцарию приехал М. Л. Бакунин.

В Цюрихе эмигрантов было меньше, чем в Женеве, но много учащейся молодежи, особенно студенток. Попадая из самодержавной России в буржуазно-республиканскую Швейцарию, студенческая молодежь, в большинстве своем небогатая и настроенная прогрессивно, в полную меру использовала открывшиеся для нее возможности: свободу слова, собраний, сходок.

Общественная жизнь била ключом: устраивались лекции, диспуты, читались рефераты, создавались кружки. Лагерь эмигрантов распадался на враждующие группировки, каждая из которых стремилась расширить свои ряды. Лидеры революционной эмиграции старались укрепить свое влияние на русскую молодежь, обучавшуюся в Цюрихе: трудно было найти более благоприятную среду для пропаганды и увеличения числа единомышленников, к тому же студенты поддерживали регулярные сношения с Россией. Утин и его товарищи пытались договориться с цюрихскими студентами, однако большая часть молодежи находилась под влиянием Бакунина, народника-бунтаря, побывавшего в саксонских, австрийских и русских тюрьмах, бежавшего из далекой сибирской ссылки. Другая часть русских студентов сочувствовала П. Л. Лаврову, увлекалась его теорией неоплатного долга интеллигенции народу.

В Цюрихе существовала русская библиотека, где были книги по истории, политэкономии, социологии. Литература подбиралась в революционно-социалистическом духе. Здесь можно было найти "Колокол" и "Полярную звезду" Герцена и вообще всю запрещенную царской цензурой заграничную русскую литературу, новейшие брошюры по рабочему вопросу и т. п. В библиотеке часто висели объявления о лекциях и диспутах, проводились денежные сборы в помощь стачечникам, русским эмигрантам, парижским коммунарам.

Все это невозможно было не видеть, хотя большинство новичков давало деньги на мероприятия,