litbaza книги онлайнСовременная прозаЗдесь живу только я - Александр Пелевин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Перейти на страницу:

КАЖДОЙ НОЧЬЮ
Ты испуганно проснешься, завернешься в одеяло.
Каждой ночью pаз за pазом происходит все одно.
Что опять тебе приснилось? Что тебя так напугало?
Голос пьяного матроса, заглянувшего в окно?
Неспокойно и неловко засыпать одной в квартире.
Кто-то ходит возле дома, кто-то дышит за спиной.
Очень странно оставаться в этом вымышленном мире.
Ты боишься: тот, кто снится, наблюдает за тобой.
Ночь темна, гудят машины, в голове игpают вальсы,
Тяжелеет одеяло и в ногах свернулся кот.
Засыпай. Иди на ощупь. Ничему не удивляйся.
Сон во сне похож на долгий утомительный поход.
Сон течет по медным трубам, льет дождем, стучится в окна,
Pазбивается на части и сцепляется опять,
Он меняет цвет и фоpму, распадаясь на волокна,
Он берет тебя за пальцы и садится на кpовать.
И когда пpидешь на берег золотого океана,
Где у неба на закате оплавляются края,
Ты услышишь сзади шепот: «Оставайся. Слишком рано».
Кто-то смотpит в твой затылок. Не пугайся: это я.
Апрель 1929 г.
РУССКАЯ СМЕРТЬ
Плачут старухи, кого-то везут хоронить,
Горько рыдая и древнего бога моля.
Знают старухи, что если о боге забыть,
Всё, что останется — дерево, мясо, земля.
Шутка. Старухи смеются. В гробу никого.
Ближе, не бойся, куда же ты, ну и дурак.
Здесь пустота. Это жертвенный дар для него.
Так это было давно и всегда будет так.
Утро настало. Старухи исчезли. Весна.
Старую песенку снова запел патефон.
Женщина рядом, красив её голос, она
Шепчет тебе: «Не пугайся, родной, это сон».
Ночью сегодня по комнате кто-то ходил.
Вижу: смолистые волосы, тонкая бровь.
Как же теперь называют тебя, я забыл,
Может быть, Анна, Оксана, София, Любовь.
Шутит, смеётся: «Поймаешь, я буду твоей».
Села, как черная птица на тонкую жердь.
Как же тебя, Аэлита, Зима, Лорелей,
Может быть, русское женское имя Смерть.
Ноябрь 1929 г.
ГОЛУБЬ
Вечер был. Я пил сухое.
Очень грустно было мне.
Вдруг лишил меня покоя
Жирный голубь на окне.
Он сидел, предвестник ночи,
Крошки хлебные клюя.
Очень жирный. Грязный очень.
Что ему печаль моя?
Угнетён тоскою страстной
(Чёрт же дёрнул за язык!),
Я сказал ему: «Ну здравствуй».
Он ответил мне: «Курлык».
«Голубь жирный, голубь серый,
Голубь страшный и тупой!
Ты явился злой химерой
И смеёшься надо мной!
Что тебе, тупая птица,
Боль, к которой я привык?
Может, мне ещё напиться?»
Он ответил мне: «Курлык».
«Уходи! Меня заела
Бесконечная тоска.
Я хочу закончить дело
Пистолетом у виска.
Мне под танки бы с гранатой!
Мне бы броситься на штык!
Как с тоскою мне проклятой
Совладать, скажи!» — «Курлык».
«Сочинять стихи о смерти
Ты мешаешь, птица, мне.
Посажу тебя на вертел
И поджарю на огне!
Я тебе отрежу гузно,
Превращу тебя в шашлык!..
Боже, голубь. Как мне грустно.
Что же делать мне?» — «Курлык».
«О, какой же ты безмозглый» —
Крикнул я сквозь боль и страх.
Он исчез в ночи беззвёздной
И пропал в иных мирах.
Я опять хожу по краю.
Это норма. Я привык.
Всё изменится. Я знаю.
Всё наладится. Курлык.
Октябрь 1935 г.
СТАРИК И ТЕНИ
Старик не спит. Тяжелы шаги.
Закрыта книга. Погас огарок.
Вода на блюдце. В воде круги.
Они готовят ему подарок.
Старик боится. Старик один.
Второй и третий, четвертый, пятый —
Они глядят из его картин,
Из гордых лиц белоглазых статуй,
Они древнее святых огней,
Древнее копий, мечей и луков,
Древнее дерева и камней,
Древнее памяти, слов и звуков,
Древнее солнца и чёрных дыр,
Они становятся ночью снами.
Они сегодня увидят мир
Его глазами.
Они бесшумно закрыли дверь,
Теперь пустует его квартира.
Они расскажут ему теперь
О том, что есть за оградой мира,
О том, какой у вселенной цвет,
О том, что звёзды уже остыли,
О том, что белый его скелет
Лежит под слоем холодной пыли.
Расскажут сказки из старых книг,
Которым не было больше веры,
О том, что будет, когда старик
Разрежет купол небесной сферы,
Где пляшет бог с миллионом глаз,
В беззвёздном небе смеясь над нами.
Старик сегодня увидит нас
Его глазами.
Январь 1930 г.
НА ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ
На Васильевском острове спят под песком фараоны.
Под гранитом уснули цари, заржавели короны,
Каждой осенью новый покойник восходит на трон.
Здесь не плачут по мертвым, здесь вспомнили старый обычай.
Здесь в горящей ладье вместе с верным мечом и добычей
По Смоленке уходят вожди безымянных племен.
Здесь живут моряки, одноглазые, пьяные, злые,
Им известны все карты сокровищ, все клады земные —
Все расскажут тебе перед тем, как у стойки уснуть.
Здесь монахи, которые служат рогатому богу,
Рассмеются пьянчуге в лицо и покажут дорогу
В подземелья метро, где живет белоглазая чудь.
На Васильевском острове осень похожа на детство,
На рисунки из книжек, на взгляд команданте Эрнесто,
На Шалтая-Болтая и всю королевскую рать.
Здесь построили порт там, где раньше стояло болото,
Но в сгоревшей ладье, как и прежде, покоится кто-то,
Кто хотел на Васильевский остров прийти умирать.
Февраль 1931 г.

1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?