— Дай мне твою лошадь, Биррия, — сказал Милон, вскакивая в седло.

Его поезд уже удалялся к Бовиллам. Фустен причмокнул, Биррия вскочил на широкую спину кобылы Эвдама, и все четверо устремились за кавалькадой.

Священная змея убрала голову и удовлетворенно свернулась в клубок в вульве Bona Dea.

Семья Азиция и рабы возвратились с полей. Обнаружив Азиция мертвым, они выглянули за дверь, увидели тело Публия Клодия и опять убежали.

В светлое время суток Аппиева дорога всегда полнилась путниками. Не был исключением и восемнадцатый день января. Одиннадцать рабов Клодия были мертвы, еще одиннадцать медленно умирали. Но никто не остановился, чтобы помочь им. Когда Скола, Помпоний и вольноотпущенник Гай Клодий вернулись к таверне в сопровождении наемной повозки и группы селян, они сгрудились вокруг тела товарища и зарыдали.

— Нас тоже убьют, — сказал Скола. — Как убили трактирщика. Милон не успокоится, пока не перебьет всех свидетелей.

— Тогда мне тут делать нечего! — сказал владелец телеги, развернулся и укатил.

После краткой неловкой заминки его примеру последовали и все остальные. Клодий продолжал лежать на дороге в луже крови, среди своих внутренностей. О Bona Dea! Его остекленевшие глаза были устремлены на алтарь.

К полудню движение по дороге усилилось. Путники с ужасом озирали последствия кровавой бойни и торопились уйти. Наконец к одинокой таверне медленно приблизился паланкин старого римского сенатора Секста Тидия. Недовольный тем, что носильщики остановились, он выглянул из-за занавесок и с трудом выбрался из паланкина, опираясь на прочный тяжелый костыль. У него не было одной ноги. Он потерял ее под началом Суллы в боях против царя Митридата.

— Положите беднягу в мой паланкин и отнесите в его римский дом, — распорядился Секст Тидий, потом поманил слугу. — Ксенофонт, помоги мне вернуться в Бовиллы. Там должны знать, что тут случилось! Теперь мне понятно, почему все эти идиоты так странно поглядывали на нас.

В результате примерно за час до заката запыхавшиеся рабы Секста Тидия пронесли тело Публия Клодия через Капенские ворота и потащили паланкин к его новому дому с видом на Марсово поле, Большой цирк, Тибр и Яникул.

Прибежала Фульвия с развевающимися волосами, настолько потрясенная, что не могла ни кричать, ни плакать. Она молча раздвинула занавески, оглядывая останки супруга: его внутренности, запихнутые обратно в живот, его кожу, белую, как парийский мрамор, его оголенный поцарапанный пенис.

— Клодий, Клодий! — раздался наконец пронзительный крик, безутешный, отчаянный, непрестанный.

Убитого положили на самодельные похоронные дроги, установленные в саду перистиля, но ничем не прикрыли, чтобы члены «Клуба Клодия» видели, что с ним случилось. Вскоре в саду собрались почти все: Курион, Антоний, Планк Бурса, Помпей Руф, Децим Брут, Попликола и Секст Клелий.

— Милон, — прорычал Марк Антоний.

— Мы этого точно не знаем, — возразил Курион.

Он стоял возле Фульвии, неотрывно смотревшей на мужа.

— Мы знаем! — послышался новый голос.

Тит Помпоний Аттик прошел прямо к Фульвии и опустился рядом с ней на кушетку.

— Бедная девочка, — с нежностью сказал он. — Я послал за твоей матерью. Скоро она будет здесь.

— Как ты узнал? — спросил с подозрением Планк Бурса.

— От моего кузена Помпония, который сопровождал его в этой поездке, — ответил Аттик. — Их четверых охраняли тридцать рабов, но у Милона людей было впятеро больше. — Он показал на тело товарища. — И вот результат, хотя мой кузен и не видел, как это было. Он только видел, как Биррия метнул копье. Оно вошло в плечо Клодию, но рана была не смертельной. И Клодий настоял, чтобы Помпоний, Скола и Гай Клодий поскакали в Бовиллы за помощью, а сам остался в придорожной таверне. А когда они вернулись, все было кончено. Клодий лежал на дороге голый, с распоротым животом, трактирщик тоже был мертв. Нанятые селяне в испуге сбежали. Товарищи Клодия ударились в панику. Недостойно, конечно, однако их можно понять. Они сочли, что Милон непременно убьет их. Я не знаю, где двое других, но мой кузен прибежал ко мне.

— Неужели никто ничего не видел? — воскликнул сквозь слезы Антоний. — Мне и самому иной раз хотелось стереть Клодия в порошок, но я любил его, несмотря на всю его грубость!

— Кажется, никто, — сказал Аттик. — Это случилось на пустынном отрезке дороги, во владениях Сертия Галла. — Он взял холодную руку Фульвии и принялся осторожно ее растирать. — Дорогая, здесь зябко. Ступай в дом.

— Я должна быть тут, — прошептала она, мерно раскачиваясь и не сводя глаз с мужа. — Он мертв, Аттик! Разве это возможно? Он мертв! Как мне смотреть в глаза детям? Что мне им сказать?

Аттик нашел взглядом Куриона и кивнул ему.

— Твоя мать все скажет им, Фульвия. Ступай, отдохни.

Курион поднял ее, повел, и она подчинилась. Прежде строптивая, упрямая, непокорная, она сделалась неожиданно кроткой. На пороге ноги ее подкосились. Аттик подскочил к Куриону, и они вдвоем внесли Фульвию в дом.

Секст Клелий, руководивший бандами Клодия в эти дни, пройдя учебу у Децима Брута, не мог похвастать древностью рода и не входил в состав «Клуба Клодия», однако все знали его. И, пребывая в состоянии ступора, охотно позволили ему взять роль распорядителя на себя.

— Я предлагаю отнести тело Клодия на Форум, — непререкаемым тоном произнес он. — Весь Рим должен видеть, что сделал Милон с человеком, затмевавшим его, словно солнце луну.

— Но сейчас темно! — возразил невпопад Попликола.

— Не на Форуме. Слух уже пущен, факелы зажжены. Беднота собирается. Эти люди должны знать, что случилось с защитником их неотъемлемых прав!

Карта 3. Римский Форум.

— Да, — сказал вдруг Антоний и скинул тогу. — Давайте возьмитесь кто-нибудь за ручки со стороны ног, а я возьмусь с головы.

Децим Брут неутешно рыдал, поэтому к мертвецу поспешили Попликола и Помпей Руф.

— Что с тобой, Бурса? — сердито спросил Антоний, едва удерживая накренившиеся носилки. — Неужели не видишь, что Попликола короче Руфа? Встань за него!

Планк Бурса кашлянул.

— Вообще-то мне надо бы забежать ненадолго к жене. Она у меня прихворнула.

Антоний нахмурился, скаля мелкие зубы.

— Какая там жена, когда наш друг мертв? Ты что, Бурса, спятил? Живо смени Попликолу. Или узнаешь, каково было Клодию, когда я возьмусь за тебя!

Бурса подчинился.

Слухи действительно уже ширились. По улицам двигались толпы людей с факелами. Они расступались перед носилками, издавая возмущенные восклицания.

— Видите? — громко вскрикивал Клелий. — Видите, что с ним сделал Милон?