Щупальца прикасались к людям, наплывали на них, покрывали жертвы слоем света. Потом исчезали. Там, где еще несколько минут назад стояло несколько десятков человек, теперь была пустота.

Фиолетовые огни начали угасать, последняя машина пробила ртутный пузырь и скрылась в ночной тьме. Все успокоилось. Как чудовище, которое схватило жертву, сожрало ее и теперь погружалось в сонную летаргию.

Сотрудники Департамента Безопасности забрались в свои транспортеры и улетели. Амин переждал, пока машины скроются за горизонтом, еще раз показал Дине панораму форта, потом повернулся и медленно пошел обратно. Около крепости Чужих воцарилась тишина.

Где-то далеко идет бой, пройдет несколько часов, и коргардские машины возвратятся на базу. Но этого Дина уже не увидит. Она не хочет этого видеть, даже если б могла. Она уже знает все.

– Отключи меня от Амина, Вердекс де Вердекс, – сказала она и тяжело откинулась на спинку кресла. – Пожалуйста, отключи немедленно.

Голопроекция растаяла. Дина понизила громкость коммуникатора, отключила глаза и погрузилась в темноту. Прошло несколько минут, прежде чем она прошептала:

– Благодарю тебя, Вердекс де Вердекс.

Но культист уже не мог ее услышать.

* * *

К реальности ее возвратило прикосновение сильных, теплых рук. Танкред Салерно положил сзади ей руки на шею и начал мягко массировать.

– Прекрати!

Он не остановился, передвигая пальцы вдоль позвонков, нажимал мускулы затылка, обнимал ладонями шею. Это могло быть приятно.

– Оставь меня!

Только теперь он прореагировал. Перешел на другую сторону кресла, наклонился.

– Прости. Это заняло много времени, но мне было необходимо…

– Не в этом дело. – Она снова включила глаза. Вначале из тьмы выплыло светлое пятно, спустя минуту оно приняло очертание лица Танкреда. Танкред смотрел на нее именно так, как она любила больше всего: как на хрупкую игрушку, которой следует восхищаться, но прикасаться нужно очень и очень осторожно. – Ты – чудовище!

– Знаю! – Он улыбнулся, положил руки ей на бедра, начал поглаживать мягкими прикосновениями пальцев.

– Оставь меня, скотина! – рванулась она, оттолкнула Танкреда и вскочила с кресла.

– Что случилось? Я знаю, ты ждала долго, но…

– Перестань со мной играть. Прекрати свои игры. Я знаю, почему ты ушел. Знаю, какие решения принимал. Знаю все. Я видела.

– Что видела? Поверь, Дина, я ничего не понимаю…

– Прошу тебя! – Она не выдержала, повысила голос, ее начала бить дрожь. – Не играй! Не изображай из себя обожателя! Не разыгрывай нежного любовника! Не разыгрывай наивного мальчика! Ты – чудовище, погруженное во что-то, чего я не в состоянии понять. В скольких еще местах ты действительно находишься, в то время, когда твое тело здесь, со мной?! В десяти, ста, тысяче?!

– Самое большее – в четырех. – Его голос изменился так же, как лицо. Она поняла. Вот он – истинный Танкред Салерно. – Чего ты хочешь? Что тебя так потрясло? Все можно объяснить…

– Мне не нужны твои объяснения. Я уже знаю. Вы отсылаете людей коргардам. Вы только что забросили к ним свежий транспорт мяса. Тебе надо было присматривать за этим, поэтому ты вышел, чтобы не рассеиваться. Да? Я права?

Он шагнул к ней, протянул руку. Она попятилась, уронила стул.

– Ну и что? Разве это так важно? Они твои враги. Мятежники. Бунтари. Дурни.

– Я не позволю! Я не согласна с таким ужасом! Вы не имеете права… Ни ты, ни электоры, ни…

– Ни твой братец?

– Ни мой брат. Я никому этого не позволю!

– Кстати, он едет сюда. Ты получила сообщение?

– Нет. Но очень хорошо, что едет. Я поговорю с ним. А ты – убирайся!

Танкред не ответил. Он стоял и смотрел на нее. А она вдруг испугалась. Очень испугалась.

– Ты не смеешь так со мной разговаривать. Никто на этой планете не осмеливается так со мной разговаривать. Я уже потратил на тебя слишком много времени, глупая девка. Хватит. Конец. Для меня приятный. Для тебя тоже может быть приятным.

Он пошел на нее. Она попятилась на шаг, потом еще и тут почувствовала спиной стену.

– Чего ты хочешь? Зачем все это было надо?

– Игра в реальном мире. Одном из многих. Интересная. Кроме того, ты могла мне дать кое-что. Кое-кого…

– Даниеля, да? Ты решил поближе рассмотреть любовницу мятежника? При случае добыть кое-какие сведения, выявить его дружков…

– Коли ты давала ему, то может…

– Скотина! – Она прыгнула к нему, хотела дать пощечину. Это было ошибкой. Он схватил ее за руку, рывком притянул к себе. Он был очень сильный. Она попыталась его укусить. Тогда он ударил ее. – Сейчас приедет Рамзес! Отпусти меня! Сейчас…

– Твой брат жив, потому что я разрешаю. Стоит мне захотеть, и он жить перестанет. Понимаешь? И ты, и любой другой паскудный дурень на этой планете может жить только потому, что ему позволяю я. Понимаешь?

Он кинул ее на ковер, прижал своим телом. Она кричала, извивалась, пыталась укусить.

Танкред взял ее, не переставая говорить.

За все двадцать минут Ахее Хледоки даже не взглянул на Даниеля. Что-то записывал, беседовал с контрагентами, просматривал данные. Даниель не слышал ни слова. Он сидел на узкой скамеечке у самой двери в кабинете Ахее Хледоки. Скамеечка была неудобная, отворявшаяся дверь всякий раз ударяла Даниеля по колену, а сильный вентилятор был установлен так, что поток холодного воздуха бил прямо в лицо Бондари. Вероятно, все это делалось специально – приходящий к Хледоки проситель должен был устать уже от самого ожидания встречи. Если прыткий торгаш ухитрялся придавить возмущение и злость, то Ахее мог рассчитывать на то, что клиент будет доволен уже самим фактом начала разговора и станет более уступчивым. Просто, но эффективно, если, конечно, хватило наглости час, а то и два держать в таких условиях людей, даже не взглянув на них.

В помещении было темновато, поэтому Даниель видел только стол Хледоки, освещенный висящим над ним газовым облачком. Ахее был рослым, немолодым мужчиной. Кожа лица – гладкая, покрытая цветным гелем, немного выдающиеся лицевые кости, резко очерченный подбородок выдвинут вперед. Возможно, в прошлом Ахее переделывал себе лицо, а потом ликвидировал эти изменения.

Хледоки работал – либо делал вид, что работает, – с того момента, как Даниель сообщил о своем приходе. Однако наконец счел процесс размягчения просителя оконченным. Выключил защитное поле, все время отгораживавшее его от Даниеля, но не мешавшее наблюдениям.

– У тебя, кажется, что-то срочное? И вроде бы интересное. – Когда он говорил, губы его беззубого рта едва шевелились, приоткрывая полупрозрачную фильтрующую планку, затягивающую рот. Голос звучал нормально, только иногда было слышно тихое эхо – нечеткое повторение некоторых слов.