Но сегодня с ее помощью он убьет сразу двух зайцев.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, как вызывать магию, а затем он исчез: испарился с балкона своей маленькой комнаты, оставив после себя вихрь сухих листьев. В следующее мгновение весь город уже простирался под ним, вокруг него, стал частью его самого.

И будь у него легкие, Дара задохнулся бы от миазмов гнили, которыми напитался остров. Все вокруг потускнело, словно он нырнул в грязный омут. Это было совсем не похоже на его предыдущий полет, когда он ощущал токи воздуха, плавкую энергию теплой земли и жизнь в манящих, таинственных водах.

Он летел дальше, по темному и неподвижному Дэвабаду. Его ночная жизнь запомнилась Даре более оживленной, но, видимо, там, где царят междоусобицы, улицы пустеют в тот момент, когда по городу начинают ползти тени, если кто-то вообще отваживается выходить из домов. Вдалеке виднелась сверкающая пустыня по ту сторону завесы, яркая от звездного света и жизни.

«Дэвабад болен», – осознал он, и страх еще глубже проник в его душу. Остров с озером выделялись на местности, как нарыв, разбитые и умирающие, будто они лишились жизненно важного органа и теперь обречены на смерть. Печати Сулеймана – как иначе.

Силы Создателя, Нари, пожалуйста, будь жива. Пожалуйста, верни кольцо. Дара не мог представить, как Нари и нынешний владелец печати Сулеймана могут вернуться в Дэвабад, чтобы это не закончилось смертью одного из них, но внезапно ему стала кристально ясна истинная цена их победы. Они разрушили этот мир, и теперь их дом, дом десятков тысяч джиннов, умирал.

Как ни ужасна была эта мысль, этой ночью Дара не мог спасти Дэвабад. Но он мог спасти жизнь той, кто доверял ему.

Воссоздав в памяти образ больницы, Дара очутился там мгновение спустя и, покружив, приземлился на крышу, легкий, как птица. Неуловимо ощущая камень там, где должны были быть его стопы, он взглянул вниз, но не увидел своих ног. Это дезориентировало. Вернувшись в материальную оболочку, он укрылся в тени и подполз к краю крыши.

Его охватила ностальгия. Больница выглядела совсем по-другому, но скелет старого учреждения узнавался до сих пор. В юности Дара, как и большинство кадетов, проводил здесь немало времени, и его захлестнули воспоминания о Нахидах-целителях в масках и фартуках, которые вливали ему в глотку мерзкие на вкус зелья и сращивали сломанные кости.

Но сегодня здесь было тихо, только ветер шелестел в кронах деревьев. Сад окружала сводчатая галерея, в восточном углу которой он заметил мерцание огня за светлыми кирпичами.

Это ловушка. Об этом кричала каждая провокационная, издевательская фраза, звучавшая из уст гезирки. Джинны хотели его смерти. Умный Афшин не пошел бы на такой риск – нельзя жертвовать всем ради спасения одной-единственной жизни. До недавнего времени Дара и сам проявил бы такое же хладнокровие в своих расчетах.

Но была и другая часть уравнения, заслуживающая внимания:

Им никогда не удавалось его обставить.

Дара бывал убит лишь дважды: ифритами, поработившими его, а затем Ализейдом и его хозяевами, маридами, – демонами, которые сейчас не имели над ним власти. И это произошло до того, как в нем пробудились невероятные способности настоящего дэва. Внизу не было никого, кроме обычных джиннов-солдат и слуг-шафитов. Ловушка или нет, им не под силу тягаться с Дарой.

Дара снова исчез, принимая нематериальную форму, но удерживать ее становилось тяжело – несвоевременное напоминание о том, что его магия и сила были исчерпаемы, как бы ему ни хотелось верить в обратное. Соскользнув с крыши, он юркнул в темноту больницы. Он не мог оставаться полностью незамеченным: несмотря на его невидимость, занавески дрожали, когда он проносился мимо, а факелы в его присутствии вспыхивали ярким диким цветком. Вскоре стало ясно, что больница не спит. По коридору прошла, зевая, служанка-шафитка с охапкой белья в руках, а за дверями слышались приглушенные голоса. Еще дальше кто-то стонал от боли, хныкал ребенок.

Он облетел следующий угол и застыл. Двое Гезири стояли навытяжку у закрытой двери, из-под которой сочился свет. На привратниках не было формы, и один из них, казалось, едва вышел из детского возраста, но старший мужчина имел при себе зульфикар, а младший – обычный меч, и их выправка указывала на военную подготовку.

Дара прикинул свои шансы. В трех направлениях отсюда расходились коридоры, по которым любой вскрик разнесется в момент, оповещая остальную часть больницы. Но он не был уверен, что сможет проскользнуть мимо в таком виде. Джинны могли не знать пределов его способностей, но о его огненной форме и озере, восставшем, подобно чудовищу, наверняка успели разлететься самые дикие сплетни. Вероятно, они насторожатся из-за малейшего намека на магию, поэтому он не хотел, чтобы настенные факелы рядом с охранниками полыхнули полымем и выдали его с головой.

Он потянулся к двери, изучая ее. Древесина была старой и сухой и не представляла преграды. За ней Дара ощутил пустоту воздуха, чье-то горячее присутствие и бьющееся сердце. Действуя по наитию, Дара перенесся внутрь.

Он споткнулся, падая на колени, и резко материализовался – к счастью, уже внутри темной комнаты. Он задыхался и выбился из сил, его магия почти иссякла – едва хватило на то, чтобы принять свой смертный облик, скрывающий огненную кожу. Может, все-таки следовало чаще допрашивать ифритов на предмет их древних способностей? Судя по рассказам, у Дары сложилось впечатление, что они могли оставаться бесформенными в течение многих лет подряд и не валиться с ног от истощения, едва вернувшись на землю.

Но это в другой раз.

Стараясь по возможности не делать лишних движений, Дара проверил, материализовалось ли вместе с ним его оружие, а затем выпрямился.

Он выдохнул с облегчением. Иртемида.

Молодая лучница спала на соломенном тюфяке, мерно дыша, в лучах лунного света, льющегося из зарешеченного окна под потолком. Рядом с ней лежал бурдюк с водой, и у нее был неопрятный вид – черные волосы спутаны и всклокочены, одежда изношена, – но ей, по крайней мере, оказывали первую помощь. Левая рука и нога были в лангетах, тело испещрено застарелыми синяками. Правую лодыжку сковала железная цепь, которая крепилась к трубе, идущей от пола до потолка.

Дара приуныл. С оковами он еще мог справиться, а вот как бесшумно сбежать из охраняемой комнаты с тяжело раненной женщиной – это уже другой вопрос.

Он осторожно подкрался ближе и наклонился к ее уху.

– Иртемида, – прошептал он.

Она распахнула глаза, но, благодаря отличной выучке, не закричала. Иртемида встретилась с ним взглядом, в котором не читалось облегчения.

– Ты не должен был приходить, Афшин, – сказала она едва слышно. – Тебя ждут. Они хотят убить тебя.

– Многие хотели и потерпели неудачу, – ответил он, попытавшись ободряюще улыбнуться. Он кивнул на ее ногу: – Ты можешь идти?

В ее лице сквозило отчаяние.