Павлович Геворов за бликами молний не видел, что Людмила отдала плеть Калиматры Фердинанду и уже с его подачи нашли смерть девяносто девять молодых инквизиторов. И сейчас плеть снова затанцевала черной змеей перед архиепископами.

— Я даю им шанс отступить, — говорит Людмила, наблюдая сквозь стекающий огонь за глазами Ильи Григорьевича.

— Они не отступят, — тихо говорит Фердинанд.

— Я знаю, но не могу иначе.

Молнии бьют и вслед за ними летят заклинания усмирения демонов, обездвиживания ведьм, паралича колдунов. Смертельные заклинания наполняют воздух зала конгрегации, но ни одно из них не достигает конечной цели.

— Я больше не могу ждать, остальные могут уйти, — шепчет Фердинанд.

— Я не могу иначе, — опускает голову Людмила. — Они тоже должны получить шанс на жизнь.

Фердинанд кривится и взмахивает плетью. За считанные секунды холл конгрегации начинает напоминать площадь перед зданием. Слезы еще сильнее начинают течь по щекам Людмилы.

— Мы должны пройти, — говорит Фердинанд. — Ведь ты сама хотела стать Святой ведьмой.

— Я знаю, но никогда не думала, что будет столько смертей, — говорит Людмила, когда натыкается на взгляд застывших глаз Ильи Григорьевича.

— Ты не виновата, таков мир, который ты должна изменить. Если сейчас отступишь, то смертей будет гораздо больше.

— Ты прав, но я все равно не могу поверить в происходящее.

— Нам нужно добраться до моего отца. На нем держится вся инквизиция, а без него вся эта глыба рухнет. Идем же, пока он не убежал подземными переходами.

Людмила кивает, но не торопится идти. Фердинанд не слышит того, что слышит она.

— Не бесссспокойсссся, вссссе подземные ходы завалены. Иорданию не выбратьсссся.

А дальше начался проход по конгрегации, который в истории назвали Днем Горящего Треугольника.

Молнии бьют. Заклинания падают с каждого угла. Инквизиторские артефакты изрыгают из себя саму смерть и сгорают после применения.

Людмила и Фердинанд идут…

Ничто и никто их не может остановить.

Людмила уже не разбирает из-за слез — куда ей идти. Твердая рука Фердинанда поддерживает девушку за локоть и направляет ее шаги.

Из кабинетов выскакивают испуганные чиновники и падают на колени, срывают с себя треугольники, либо целятся в пару. Сорвавшие треугольники люди остаются в живых, чтобы потом рассказать о проходе двоих всемогущих человек. Иная участь ожидала тех, кто поднимал против них треугольники.

На последнем, десятом этаже конгрегации выстроилась личная защита Властительного Иордания.

Всего пять минут понадобилось Людмиле и Фердинанду, чтобы оказаться возле двери Иордания. Охранники смогли задержать, но в итоге их кровь слилась с ковровым покрытием. Ворс с радостью впитал неожиданное подношение.

Дверь из красного дерева, украшенная золотыми переплетениями с треугольниками внутри должна вызывать ропот и благоговение перед входящим человеком, но Людмила перед ней испытывает лишь усталость.

Ей уже ничего не хочется, кроме как свернуться калачиком и уснуть. Пусть даже среди мертвых тел, но погрузиться в сон, где не будет всего этого.

Там будет костер, и там будут горящие родители…

— Осталось немного, милая, — поглаживает по плечу Фердинанд. — Потерпи чуть-чуть.

Людмила только кивает. На другие эмоции сил не остается. Еще чуть-чуть, а что дальше? А дальше неизвестность.

Дверь открывается…

Сама по себе, без воздействия плети. Она открывается торжественно, будто пару ждали, и сейчас навстречу выйдет щекастая помощница Властительного Иордания с хлебом-солью в руках.

Но никто не выходит.

Фердинанд снова пытается закрыть грудью Людмилу, но она опять его опережает и шагает в кабинет.

Алые портьеры на стенах, алые занавеси на окнах, алый ковер на полу. Золото и блеск драгоценных камней стремится ослепить. Запах ладана настолько силен, что почти что сбивает с ног. Кабинет поражает своим великолепием и дорогой отделкой.

И в центре этого великолепия стоит большой стол из сандалового дерева, а из кресла на входящих смотрят два блестящих глаза. Древний старик. Людмила всегда Властительного Иордания помнила старым, но на экранах телевизора и плакатах ему всегда убавляли возраст. Короткая стрижка, волосатые уши и морщины… Всюду морщины, как будто кожа Иордания из резины и вот-вот ее начнут накачивать, чтобы лицо расправилось и кожа натянулась. Расшитая золотом сутана выглядит тяжелой из-за обилия драгоценностей и разноцветных камней.

— Сынок, ты все-таки дошел. Я рад. Ты весь в своего отца, я тоже в свое время довел Святую ведьму до этого кабинета, — на лице Властительного Иордания возникает некое подобие улыбки. — Значит, пришло мое время освобождать трон инквизиторской власти.

Если голос можно назвать ржавым, то как раз такой голос звучит из уст старика. Скрипучий, неприятный, ржавый. И у Людмилы от этого голоса почему-то замирает сердце.

— Что? — переспрашивает Фердинанд, пока плеть Калиматры хлещет по стенам и окнам в поисках затаившегося врага.

— Ах, да, ты же не знаешь, что я в свое время помогал прошлой Святой ведьме завоевать трон. Веселые были деньки. Она тоже мне поверила, а я… А я сначала убил предыдущего Властительного, его звали Захарий, а потом занял его место. А Святая ведьма отправилась следом за Властительным… Теперь, видимо, пришел мой черед стать «Захарием», — улыбка снова появляется на губах Властительного Иордания.

Жертва

Людмила не хочет удивляться, но брови против воли лезут вверх.

Как же так?

Ведь дед Миша совсем по-другому рассказывал. Ведь было все иначе. Или нет? Что он говорил — Властительный Иорданий заслонился щитом из маленького Миши?

Древний старик бросает в их сторону фотографию. Фердинанд поднимает ее и, после короткого взгляда, протягивает Людмиле. На пожелтевшей от времени фотографии трое, мужчина обнимает одной рукой красивую женщину, а другой рукой придерживает двухлетнего ребенка. Обычная семейная фотография, вот только в правой руке женщины щит Мантиры, на талии пояс Ларинджины, а на ногах сапоги Круатоса…

— Чего глазами хлопаешь, ведьма? Не ожидала Лариса от меня такого, это да. И глазищи у нее стали по чайному блюдцу, как у тебя, когда мои подручные затащили Мишку. Жаль его, конечно, но я его породил, по моему же приказанию его и убили за помощь новой Святой ведьме. Да он и сам не знал толком — кто его настоящий отец. Лариса никогда не говорила ему, хотела сказать после того, как мы справимся с верхушкой инквизиции. А я вроде как охранял их от вездесущих шпионов. Какая же она глупая… Как и ты, Святая Ведьма, — кривится старик и переводит взгляд на сына. — Фердинанд, я уже стар, я очень стар. Я могу отдать душу Великому мученику в любую секунду. Я сам поставлю тебя Властителем, только дай мне увидеть, как ты убьешь эту ведьму… Не разочаруй меня, как твой старший брат…