Он замер в ожидании ответа.

– Я слышу его, – прошептала Кирья. – Слышу! Дух говорит: «Я не твой зверь. Твой уже ищет тебя! Скоро встретишь его – у него и заберешь череп. Если сможешь…»

– А где? Где?!

Кирья закрыла глаза, прислушиваясь… И вдруг позади кто-то сказал резким голосом, одним его звучанием прогоняя чары:

– Тебе не стоит оставаться здесь, солнцеликий.

Кирья вздрогнула от неожиданности и отступила к стенке, спрятав дудочку за спину. Аюр же испытал приступ жгучей досады. Он узнал этот голос. Ну конечно же, Ширам! Как не вовремя! Кто бы еще мог так быстро найти его и подкрасться так неслышно? Кто еще осмелился бы указывать наследнику престола, что ему следует делать?! Последняя мысль взбесила его.

– Что ты здесь делаешь, Ширам? Я тебя не звал!

Он повернулся и наткнулся на холодный взгляд, устремленный ему меж бровей.

– Надо возвращаться, – жестко сказал накх.

– Вот и ступай! – сердито бросил Аюр. – Возвращайся. Я буду здесь столько, сколько захочу, и вернусь, когда захочу. Не мешай мне!

– Твой светозарный отец, царевич, велел мне беречь тебя от всякой беды…

– Тогда иди к воротам и оберегай меня там! – съязвил Аюр.

Саарсан, казалось, не слушал его.

– Даже если эта беда, – продолжал он, – скверный нрав наследника престола…

Он быстро протянул руку и коснулся шеи Аюра чуть выше ключицы. Он лишь слегка надавил, но царевич вдруг осел безвольным кулем. Ширам подхватил его, взвалил на плечи и вышел из святилища, бросив ледяной взгляд на замершую в углу Кирью.

У мостков ждали встревоженные ловчие. Они то и дело оглядывались, пытаясь отыскать, откуда исходит опасность. Они чувствовали ее где-то поблизости тем не поддающимся осмыслению чутьем, которым умные псы находят дорогу среди метели. Завидев спускающегося Ширама с ношей на плечах, они бросились ему на помощь.

– Царевич просто устал и спит, – успокоил их накх. – Несите его бережно, чередуясь. Не трясите…

Он вдруг ясно почувствовал чей-то взгляд и резко повернулся, выдергивая из широкого пояса заточенную метательную пластину.

На опушке леса стоял Толмай.

Мысли саарсана заметались – надо было быстро что-то с этим делать. Давно ли тут стоит вождь? Попал сюда случайно или ингри следили за ними? Что он видел? Да уж достаточно, чтобы понять – святилище осквернено, запрет нарушен!

Любой, кто сражался с дикарями, знал, как опасно порой бывает трогать их богов…

Ширам встретился взглядом с большаком. Тот стоял с непроницаемым видом, поглаживая бороду, но накху почудилась тень неуверенности на его лице. «Да и он, похоже, не знает, как поступить», – понял Ширам и подошел к нему вплотную.

Большак вряд ли желает огласки – иначе бы он стоял тут сейчас не один…

– Царевич гулял по лесу, – накх сразу взял быка за рога, – и случайно забрел к святилищу.

– Гулял, – буркнул Толмай. – Угу. Ночью по лесу.

– …и на него напали волки. Стая загнала его в охотничье святилище…

– Стая охраняет святилище! Они бы не стали… – начал Толмай и прикусил язык. Он не знал, как много арьяльцам известно о Дядьках. Но воспитатель царевича, кажется, не заметил его оплошности.

– Волки напали, – повторил Ширам. – И царевич был вынужден укрыться там, чтобы его не сожрали.

– Ему нельзя было туда входить, – мрачно сказал Толмай.

– Он должен был позволить себя растерзать?

Большак промолчал.

– Мне представляется, что все это лишь досадное недоразумение, – продолжал Ширам. – Лучше, если в деревне об этом никто не узнает. Зачем делать нашу жизнь тяжелее и короче?

Толмай скривился.

– И что скажут твои сородичи, если узнают, что в запретном святилище побывала твоя дочь? – добавил накх.

– Ну я-то, допустим, промолчу, – угрюмо ответил большак. – Но святилище осквернено. Малец пробудил и выпустил очень опасных духов. Теперь они разбредаются по нашим лесам. Нужно отменить охоту…

– Я прикажу нашему жрецу-огнехранителю провести очистительный обряд, – перебил его Ширам. – Бог-Солнце ариев куда сильнее всякой нечисти…

Тут ему еще кое-что пришло на ум. Ухмыляясь, саарсан сказал:

– Отрекитесь от лесных богов, возведите алтарь Солнца, запалите Священный Огонь – и можете спать спокойно: лесные духи и близко к вам не подойдут.

Толмай посмотрел на него диким взглядом. Чего хочет этот чужеземец?

– Послушай меня, наместник Затуманного края, я говорю дело. Поставьте алтарь бога Солнца, а свои раскрашенные пеньки выкиньте. Вы же теперь подданные Аратты, а значит должны чтить Исварху как первого среди богов. Обдумай мои слова и поговори с нашим жрецом Хастой – он подскажет, что делать…

«Ну мы и влипли с этими чужаками! – ошеломленно подумал Толмай, провожая взглядом уходящих в лес арьяльцев. – Вот уж поистине: начнешь кормить волка с рук – накормишь руками! И ведь это только начало…»

Когда перед воротами острожка появился Ширам, сопровождаемый охотниками, которые несли на самодельных носилках неподвижное тело Аюра, вспыхнувший было крик ликования разом стих. Идущий впереди мрачный, как грозовая туча, накх смотрелся сущим дивом. Похоже, добрых вестей ждать не приходилось.

– Что с Аюром?! – выскочил навстречу Джериш.

– Царевич устал и спит. – Саарсан отодвинул его и проследовал внутрь. – Несите его в шатер, устройте на ложе. Хаста! Где Хаста?

Рыжий жрец тотчас появился перед ним.

– Я здесь, маханвир!

– Помоги царевичу избавиться от сонной одури. И дай ему какого-нибудь снадобья, чтобы прояснить разум.

– Сейчас, сейчас, все будет сделано! – заторопился Хаста, не менее Джериша, хотя и по другим причинам, радующийся возвращению наследника.

Выслушав ответ, Ширам мгновенно забыл о жреце и вернулся к застывшему неподалеку главе жезлоносцев.

– Когда я уходил, то велел казнить стража, прозевавшего исчезновение царевича. Все ли готово?

Джериш нахмурился:

– Эй, эй, не горячись, Ширам! Слава Солнцу, царевич жив. Поверь, я хорошенько проучил растяпу. До конца дней будет помнить!

– Не сомневаюсь, – резко оборвал его Ширам. – Конец его дней наступит сегодня.

– Послушай, – подавляя злость, ответил Джериш. – Этот парень, Арун, – он самый молодой из моих жезлоносцев, это его первый поход…

– Тем лучше, что он сразу доказал свою непригодность. В другой раз он прозевал бы вражеских лазутчиков в осажденной крепости.

Джериш с трудом сдерживал бешенство, в душе сетуя на злополучную судьбу, заставляющую его договариваться с каким-то там накхом.