С того званого ужина мы с ним еще сильнее отдалились друг от друга, и я вообще не понимаю, что у него в голове. Зато он тоже не знает, о чем в действительности думаю я. Когда мы занимаемся хозяйством, то общаемся в основном жестами и односложными фразами, будто используем чужой язык, который только начали учить.

Может, это оттого, что мы в одиночку настрадались и выгорели эмоционально, а теперь окончательно отдалились. А может, оттого, что я боюсь его почти не скрываемой ярости: на весь мир, на дом, на жизнь и, вероятно, на меня. Но странно то, что я еще хочу его, несмотря на то что наши отношения кажутся разбитыми и поломанными.

Или мы еще способны восстать из пепла?

Но у меня нет сил на то, чтобы строить отношения с мужем заново, все мои мысли сейчас только о дочери.

В итоге я в девять вечера укладываю Лидию в постель. Я безумно устала от ее расспросов и болтовни. Скоро я сама отправлюсь спать.

Лидия будит меня в половине восьмого утра. Она стоит в спальне в легонькой пижаме, ее возбужденное личико раскраснелось.

– Мам, где Эмили?

Я со стоном просыпаюсь. Энгус на другой стороне кровати не открывает глаз и не шевелится.

– А? Что?

– Эмили! Где она? Моя новая подруга. Мама, ты говорила, что она приедет!

Я рывком ставлю ноги на пол и зеваю так, что у меня щелкает челюсть.

– Мама?

– Дорогая, она приедет, но не сейчас.

– А когда она приедет, мама? Когда?

– Господи! Скоро, Лидия! Давай-ка позавтракай.

Я натягиваю халат и плетусь на кухню. От того, что я вижу, меня чуть не выворачивает наизнанку. Дохлая полевка утонула в банке с маслом, из ее тельца вытекает черная кровь и расходится в густой жидкости причудливыми узорами.

Такова жизнь на Торране.

Откуда берутся эти мерзкие грызуны? Крысы, землеройки, мыши – бесчисленные и бессовестные. Содрогаясь от отвращения, я открываю дверь и выкидываю масло вместе с трупиком на морозный пляж – пусть прилив его унесет. Вернувшись в дом, я думаю о первом дне Совместных Игр. Внезапно до меня доходит, что я молюсь, хотя совершенно не верю в Бога.

«Боже, пожалуйста, пусть все пройдет хорошо, пусть сработает. Пожалуйста, Боже, я в тебя поверю, если ты это сделаешь».

И вот Эмили здесь.

Время – половина двенадцатого, я замираю у кухонной двери, а из-за Салмадейра выплывает на лодке Энгус. Справа от него – Эмили Дюрран. Даже на расстоянии я вижу по ее осанке, насколько сильно она насторожена.

Лидия не пошла в лодку – она хочет встретить Эмили на острове.

Мы с Лидией спускаемся на пляж к маяку. Моя дочь безудержно прыгает в своих синих резиновых сапогах. День сегодня туманный, но хотя бы дождь не идет – значит, девочки смогут исследовать приливные лужи, трогать окаменелости на валунах, искать на берегу тамошние несметные сокровища – пластиковые бутылки от воды «Нестле», ящики из-под рыбы из Питерхеда и Лоссимута, сброшенные оленьи рога, принесенные приливом с острова Джура.

– Здравствуй, Эмили! – кричу я.

Веснушчатая рыжая девчушка отвечает мне робким взглядом, пока Энгус помогает ей выбраться из лодки. Лидия смотрит на Эмили так, будто она знаменитость. Лидия изумлена, удивлена, поражена до глубины души… еще бы – у нее настоящая новая подружка! Приехала к ней на остров! На Эмили черная курточка с капюшоном и черные же резиновые сапоги.

– Лидия, поздоровайся с Эмили.

– Привет-Эмили-спасибо-что-приехала-спасибо-спасибо! – моя дочь выпаливает все единым духом, подбегает к Эмили и обнимает ее.

Она явно перегнула палку, потому что Эмили Дюрран хмурится и интенсивно отпихивает Лидию. Я быстро вмешиваюсь, разнимаю девочек, беру их за руки и с энтузиазмом говорю:

– Как славно! Пойдемте в дом. Хотите апельсинового сока и печенья? А потом ты, Лидия, сможешь показать Эмили остров и твои любимые лужицы!

– Да! – восклицает Лидия. – Эмили, давай посмотрим на все наши приливные лужи!

Эмили без улыбки пожимает плечами. Мы направляемся к дому, когда она наконец говорит:

– Хорошо.

Я чувствую симпатию к маленькой Эмили: она вовсе не жестокая, не холодная, она просто не знакома с моей дочерью, и ее принудили к совместному времяпрепровождению, что поделаешь, девочка не могла поступить по-другому. Я всего лишь надеюсь, что внутренняя доброта и застенчивое обаяние Лидии – моей прекрасной любимой доченьки, такой нежной и забавной, когда ее по-настоящему знаешь, – сделают всю черную работу и сформируют крепкие дружеские связи.

В дом входит Энгус и одаривает меня мрачным взглядом. Похоже, муж винит меня за возможный провал моей затеи. Я игнорирую его и кормлю девочек печеньем с соком. Затем застегиваю им курточки, теперь можно отправить их играть на камни и пляжи. Я пытаюсь вести себя непринужденно, дескать, мы-проделываем-подобное-каждый-день.

– Спасибо, мамочка!

Лидия дрожит от счастья, когда я застегиваю молнию. Как она возбуждена мыслями о новой подруге!.. Эмили, наоборот, стоит молча с обиженной физиономией, но старается вести себя учтиво, насколько это возможно в семь лет, то есть – не очень-то вежливо. Она вяло и для проформы бурчит «спасибо» и медленно волочит ноги из кухни, совершенно не поспевая за моей непривычно шумной дочерью.

– Знаешь, Эмили, там есть крабовые панцири, и мидии, и тюлени, я тебе их обязательно покажу! Можно, Эмили?

Мне больно слышать молящие нотки в ее голосе. Я закрываю дверь и сосредотачиваюсь. Пусть все пройдет нормально! Но мне не следует ждать от визита Эмили слишком многого.

Энгус заглядывает в кухню и целует меня в щеку, его щетина колючая, она не кажется мне сексуальной.

– Я поеду в Токавейг, встречусь с Джошем на его участке, – говорит он. – Мне с утра надо в Портри, в производственный отдел, наверняка на ночь задержусь.

– Ладно.

Я подавляю зависть. Он едет делать что-то полезное, а мне нужно присматривать за Лидией.

– Но я вернусь, чтобы забрать Эмили.

– Ладно.

– Часа в три.

Я опять ловлю себя на том, что наши разговоры сводятся к нескольким темам: «Куда ты собираешься?», «Зачем я туда еду?», «Кто возьмет лодку?», «Кто отправится вечером в магазин?» Возможно, это оттого, что мы боимся говорить о серьезных вещах – о том, что случилось с Лидией. Вероятно, мы оба считаем, что если об этом даже не упоминать вслух, то проблема улетучится, растает как ранний снег на склонах Лагар Бэня.

Энгус распахивает дверь и плетется на пляж возле маяка. Я делаю вид, что даже не пытаюсь подглядывать за Лидией и Эмили, хотя я занята именно слежкой за девочками. Я хочу быть матерью, которая не вмешивается в детские игры и позволяет своей дочери свободно носиться с подружкой по острову, где никто им не навредит, но вместе с этим я еще и беспокойная клуша. Я тревожусь за дочь, у которой нет друзей, и беспокойство разрывает меня на куски.