Такой план запорол! Ладно.

Я никуда не тороплюсь. Я спокойна, спокойна… Мер-р-рзавец!

Ничего, черный. Как ты не вертись — всё равно выйдет по-моему!

Я промолчала и неспешно опустилась на свое место, зная, что мои слова запомнили, и к этому вопросу все равно вернутся. Как только он сможет хотя бы стоять на ногах сам — вырвется из цепких рук целительницы Маргрит, и тогда…

Тогда мне придется принять еще один бой. Но что противопоставить запрету ректора, я знаю.

Когда все принялись расходиться после совещания, я подошла к целительнице, и, дождавшись пока она освободится (что было непросто, к ней организовали целое паломничество), поинтересовалась здоровьем ректора.

— Спит, — отозвалась солнечная драконица, и я встревожилась.

— Как, до сих пор?..

— До сих пор, — вздохнула Маргрит. — И думаю, еще сутки проспит.

И пояснила, видя мою тревогу:

— Пытается сбежать. Усыпляю. Впрочем, если хочешь, приходи после занятий — покажу тебе твою работу!

Произнесено было, вроде с одобрением, и я расслабилась. Все же, подспудный страх, что я напутала с аурой и нанесла ректору существенный урон, засел глубоко внутри меня.

— Я не буду это пить, — услышала я голос Эйнара у слегка приоткрытой дверей ректорских покоев, когда сразу после занятий пошла навестить больного, и замерла, опустив поднятую для стука руку. — Маргрит, сказано тебе, не буду!

В голосе ректора слышалось раздражение, а вот целительница ворковала, как над маленьким ребенком. Я окончательно раздумала входить, и с увлечением отдалась подслушиванию.

— Мне нужны перо и бумага, — требовательно, явно не в первый раз, произнес между тем за дверью дракон.

— Эйнар, пожалуйста, будь паинькой, пей настоечку! Она мерзкая, но полезная, она разрывы ауры заживлять помогает, — убеждала целительница. — А будешь упираться, я посещения запрещу! — добавила она, не меняя ласкового тона.

— Маргрит, я тебя уволю, — устало пригрозил ректор.

— Как же ты меня уволишь, если у тебя пера и бумаги нет, глупенький!

Я не выдержала, рассмеялась и, постучавшись, вошла, чтобы увидеть, как Эйнар, позорно проигравший черному целительскому юмору, отсмеялся и одним глотком выпил мерзкое зелье.

— О, входи, Тереса! — расцвела улыбкой Маргрит. — Так, подождите меня десять минут, я отнесу лекарства, потом вернусь и все тебе расскажу!

С этими словами деликатная драконица подхватила поднос со склянками, и вышла из комнаты, оставив нас с Эйнаром наедине.

— Как ты? — спросила я, шагнув к его постели и внимательно изучая ауру магическим зрением.

— Тереса, хоть ты не начинай! — взмолился дракон. — Я от этой навязчивой заботы скоро озверею. Приходят, все такие обеспокоенные, рожи у всех такие встревоженные… Тьфу! Глядеть противно!

— Ну, в целом, я поняла, как ты, — улыбнулась я ректорской досаде и ректорскому же неумению болеть со вкусом. — Но хотелось бы все же услышать это от тебя…

— Отлично, спасибо! Вставать не разрешают, работать не дают. Целыми днями лежу и думаю.

— Скажи спасибо, что хоть это не запретили! — вклинилась я, и тайком погладила бронзовую косу, свесившуюся с края кровати.

— Если бы, — ворчливо откликнулся дракон, и осторожно взял меня за руку. — Спасибо. Я опять в долгу перед тобой.

— Растрепали? — обреченно спросила я, мученически возведя глаза к потолку. — Впрочем, я молчать и не просила…

— Даже если бы попросила. Это слишком серьезный вопрос, чтобы умалчивать о нем. Тереса, я…

— Так, потом договорите! — бодро ворвалась в разговор целительница, и слава Тьме.

Я почему-то ужасно неловко чувствовала себя, когда Эйнар меня благодарил, хотя прежде мне такая застенчивость, вроде бы, была не свойственна.

— Смотри, Тереса! — скомандовала Маргрит, и я послушно перешла на магическое зрение. — Вот тут и тут, видишь? Уплотнения? Тут некроз был, и ты его удалила — смотри, как интересно такие места срастаются, видишь? Как будто наползает с соседних участков, и наслаивается друг на друга. Эти места потом восстановятся полностью, а уплотнение рассосется. А вот тут, видишь, грубый шов? И вот тут еще… Здесь ты неудачно края свела, я распускала и заново фиксировала. Ну-ну, не морщись, тебе вполне простительно…

Целительница разбирала всю проделанную мной работу интересно и подробно, раскладывая ее по полочкам — где какой огрех, отчего он случился, и что с ним следует сделать в дальнейшем, а в итоге заключила:

— Ты молодец! Я бы взяла тебя в ученицы.

— Я же говорил, — проворчал с постели Эйнар, все это время покорно изображавший учебное пособие.

— Нет, спасибо, — пробормотала я, смутившись. — Мне и в боевиках хорошо.

Я, все-таки, для целителя слишком мало люблю людей!

Она засмеялась, видимо, по лицу прочитав невысказанную мысль, и оставив на столе вечерню порцию лекарств и ужин (все перетертое, питательное и магически насыщенное), попрощалась.

Я вышла вместе с ней и уже за порогом спросила:

— Целительница Маргрит, когда он встанет? Вы же видите, без его согласия мне участвовать в поимке не разрешают, да и вообще…

Она вздохнула, и честно призналась:

— Я на Эйнара ограничители поставила, иначе он бы еще прошлой ночью вскочил. Если эту ночь пролежит без подвигов и попыток призвать замов прямо к своей постели, то к утру сможет быть свободен. И, ведь самое главное, он не маленький мальчик и все прекрасно понимает! Но нет же, каждый считает, что он умнее глупой наседки, и уж он-то точно выдержит!

И с такой неприкрытой досадой это было произнесено, что я невольно вспомнила матушку, Каталину Ривад, которая тоже порой о больных нелицеприятно высказывалась…

— Если бы не обстоятельства — позволила бы ему встать, ей-ей, а потом мстительно бы отпаивала самыми мерзкими настоями две недели! Ладно, — сбавила пыл целительница. — Пойдем уже.

— Я сейчас… — замялась я. — Сумку забыла…

— Проследишь тогда, чтобы он вечером лекарства выпил, а на ночь — обязательно из большой бутыли один стакан отмеришь. И кроме того, что на подносе, есть ничего не давать! — развернулась и ушла, оставив меня медленно заливаться краской.

А потом махнула рукой и вернулась в комнату.

В конце концов, если мне практически выдали целительское благословение на должность сиделки, то чего теряться?

Странно только, что паломничества коллег к ректору не наблюдается. Может, они боялись Маргрит, а теперь, когда она ушла, ка-а-ак попрут?

Об этом я и спросила Эйнара.

— Запретила, упырица.

— И все так-таки и подчинились? — не поверила я.