— О времена, о нравы! — во всеуслышание блеснул своим школьным образованием Солнцевский и еле слышно добавил: — А еще княжеского рода.

— Что? — тут же переспросил Студнеслав.

— Ничего, — отмахнулся Илюха. — Говорю, повезло Берендею с родственничками.

Не уловив в голосе сарказма, выходцы из Малого Халявца приняли похвалу на свой счет и гордо хмыкнули: мол, что есть, то есть.

— Так мы пошли? — наконец поинтересовались мамаша с сыночком, когда надоело пыжиться, словно индюки.

— Идите, — охотно согласился старший богатырь, — благодарю за службу!

— Рады стараться! — дружно отрапортовали победители и, прихрамывая, покинули «Чумные палаты».

Солнцевский, с трудом сдерживая смех, взял из шкафа набор для письма и со всей значительностью расположился за столом. Даже в свое родное время он крайне редко брал в руку ручку, а если и брал, то, как правило, это был золотой «Раrкеr». Теперь же, когда в качестве канцелярских принадлежностей выступали перья, выдернутые из крыльев несчастных гусей, процесс чистописания стал для него и вовсе мучителен. Несмотря на это, могучая рука обмакнула перо в чернила и, уронив на бумагу жирную кляксу, корявым почерком вывела на пергаменте следующее:

ПРОТОКОЛ

Над седой равниной моря ветер тучи собирает.

Между тучами и морем гордо реет Буревестник.

То стрелой взлетает к тучам, то крылом волны касаясь…

Учился бы в школе лучше, написал бы больше. А для соблюдения формальностей хватит и этого.

Несмотря на то, что протокол оказался не очень развернутым, времени на него Солнцевский затратил вполне достаточно, чтобы подозреваемые заметно занервничали.

— Извиняюсь… — откашлявшись, привлек внимание к своей персоне Гордон. — Если уж у вас особые полномочия, то, может, в виде исключения, вы нас сами судить будете?

— Точно! — обрадовался Старко. — По старой дружбе влепите нам по десятке и быстренько вышлете из города под конвоем.

— А то у Берендея нрав суровый.

— Под горячую руку точно на кол посадит.

— Или голову отрубит.

— Или и то и другое, если особенно не в духе будет.

— Может, договоримся?

Последние слова были сказаны таким заискивающим тоном, что Илюха презрительно скривился. Пора было заканчивать этот балаган.

— Значит так, — начал Илюха и бросил на подозреваемых самый строгий из своих взглядов, — все, что тут сказали уважаемая Феврония Халявщица и ясноокий Студнеслав, должным образом оформлено и приобщено к делу. В любой момент я могу дать этому ход и передать вас с рук на руки Берендею. Но для пользы дела я этого делать не буду. Пока не буду!

Илюха сделал такое ударение на слово «пока», что Старко с Гордоном ощутимо вздрогнули.

— А сейчас…

Чисто из вредности Солнцевский выдержал длительную театральную паузу и, только убедившись, что подозреваемые дошли до нужной кондиции, продолжил:

— Как проигравшие в конкурсе «Настучи на ближнего своего», вы сейчас приводите «Чумные палаты» в порядок. И учтите, работу будет принимать наш домовой, а он халтуру за версту чует.

Из-за печки раздалось одобрительное кряхтение.

Дважды повторять Солнцевскому не пришлось. Уже приготовившиеся к самому худшему Гордон и Старко даже не пытались скрыть своего бурного ликования. Они принялись восстанавливать сломанные двери с таким энтузиазмом, что Солнцевский пожалел, что не назначил более строгого наказания. За него это сделала Соловейка, она строгим голосом приказала ко всему прочему почистить во дворе снег и натаскать дров. Никаких возражений не последовало, и буквально через час оба подозреваемых, выполнив поставленную перед ними задачу, покинули «Чумные палаты».

Илюха посмотрел в окно на удаляющихся горе-стукачей и задумчиво заметил:

— Хорошо…

— Что хорошо? — не поняла Соловейка.

— Хорошо, что у Берендея с Агриппиной будет сын и трон не достанется никому из этой жуткой компании. Представить страшно, что стало бы с Киевом, если бы до власти добрался кто-нибудь из них.

— Именно поэтому нужно как можно быстрее обезопасить будущего наследника, — резонно заметила Любава.

— Именно! — согласился Солнцевский. — Как ты думаешь, в свете произошедших событий, тянут на первое место среди подозреваемых Феврония со своим отпрыском? Уж больно старательно конкурентов топили.

— Тянут. Хотя Гордон со Старко это место уступили только из-за плохой физической подготовки.

— Да уж, спортивная школа Малого Халявца оказалась на высоте, — улыбнулся старший богатырь. — Кстати, а что думает наш главный специалист в сыскном деле?

Тут Солнцевский наконец заметил, что рогатая составляющая его команды в горнице отсутствует. Он тут же бросился в сени, там обследовал вешалку и сдавленно зарычал.

— Ушел, — хмуро констатировал Илюха.

— Кто ушел?

— Изя ушел, — сквозь зубы процедил старший богатырь и сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки, — пока мы тут порядок наводили.

— Далеко не уйдет, — философски заметила Соловейка, — не похоже на запланированный, продуманный поступок, скорее, минутный порыв.

— Когда я его разыщу, за эти прекрасные порывы придушу собственной рукой, — посулил Солнцевский. — Похоже, я знаю, почему он смылся.

Илюха собрался было поведать Любаве о тех сомнениях в профессиональных качествах их рогатого коллеги, что сформулировались в его голове поутру, но тут неожиданно подала голос попритихшая совесть.

— Что ты все о работе, да о работе, открой глаза, дурень!

Солнцевский последовал совету совести и взглянул на Соловейку. Взглянул и тут же потупил взор. Совести этого конечно же показалось мало.

— Перед тобой стоит не младший богатырь твоей дружины, а прежде всего ЖЕН-ЩИ-НА!

На последнем этом слове совесть сделала особое ударение и проговорила его по слогам.

— Красивая и сексуальная! — продолжила свое черное дело совесть. — Мало того, ты ей очень нравишься, а она нравится тебе!

Илюха отрицательно замотал головой.

— Дома вы одни, Изи не будет долго, идеальная возможность выяснить ваши отношения.

Вновь знак отрицания.

— Да ладно, чего ты кобенишься? Смотри, она какая! — Илюха наконец поднял глаза на недоумевающую боевую подругу.

— Итак, глаза ты уже заметил, волосы тоже, пойдем дальше, — лукаво заговорила совесть, — грудь, талия, ноги, то, что сзади… Помнишь, ты как-то случайно заглянул в баню, когда там парилась Любава?

Солнцевский отчетливо заскрипел зубами.