На что мне эта овца проблеяла:

— Да.

Сабина и раньше мне не нравилась. Скользкая какая-то. А последнее время стала мне названивать в Москву со странной на первой взгляд миссией: докладывать об Алискиных художествах. Чтобы мне еще раз тыкнуть носом в дерьмо, какая у меня дрянная дочь, а какая она сама, свет-Сабина, белая и пушистая? Складывалось впечатление, что она напрашивалась на роль моей приемной дочери, а Алиску пыталась устранить, как ненужную конкурентку. Кукушка, одним словом. Придет же бывшей зечке в голову подобная дурь. Или в тюремной камере историй про Золушку наслушалась? Неужели мать сможет променять родную дочь на кого бы то ни было? Но это поймет только женщина, имеющая собственных детей.

Несколько лет спустя после выдворения наглой жилички за дверь Алиса встретила Сергея, с которым Сабина жила у нее, и выяснила, что та родила хорошенького здоровенького пацаньчика, а потом сбежала, бросив годовалого сына на гражданского мужа. Теперь я думаю, что ее байки про погибших родителей не пустая болтовня, а Сабина действительно воспитывалась в детдоме, где ей не привили инстинкт материнства.

Но сегодня, когда квартирантка спешно паковала свои вещи, я решила к ним неожиданно нагрянуть раньше намеченного срока, ведь уезжая к мужу Игорю в Москву, оставила многое, чтобы Алисино жилье не выглядело, как после Мамаева побоища, как опустошенная бегством территория. Там были и ковры, и сервизы, и мельхиоровые столовые приборы, и гжельские изделия… Словом — все то, что создавало необходимый уют. Да, хоть просто: занавески, люстры, кухонная утварь, бытовые приборы… Правда, дочь устряпала все, что только можно, доведя состояние квартиры до абсурда, но это не давало право какой-то мнимой подруге забирать себе, что заблагорассудится.

Когда я нарисовалась на пороге квартиры, которую должны были покинуть бывшие жильцы до вечера — такой я им установила жесткий срок — у Сабины аж желваки на лице заходили. Не ожидала она, что я в ее вещах рыться стану. А я не побрезговала, и в первой же сумке обнаружила свой утюг. Алиске-то было глубоко наплевать, что вынесут. Создавалось впечатление, что она здесь вовсе не хозяйка, а приживалка на вокзале. К тому же жиличка не очень-то спешила выметаться из нашей квартиры, вымучивая из меня согласие на недельное пребывание:

— Вы должны войти в наше положение, Татьяна Васильевна, — увещевала меня Сабина, пытаясь разжалобить. — Мы с Сережей не успели снять квартиру…

Но я решила выкинуть эту хабалку взашей сегодня же — и ни часом позже! — чтобы никто не мог открыть дверь браткам, если Алиса сама этого не захочет. Хоть какая-то защита!

Пришлось подгонять нахалку угрозой вызвать милицию, тем более, что за время своего проживания, Сабинка с дружком не заплатили моей дочери ни копейки. Конечно, хорошо жить не запретишь! За другую-то съемную квартиру придется платить наличкой. Да и паспорт заезжей авантюристки я так и не увидела за все время ее присутствия в квартире.

Как не нашелся и внезапно исчезнувший паспорт Алисы вместе с ее страховым полисом, которые еще предстояло восстанавливать. Может, Сабина прихватила? Или она думала провернуть аферу, используя документы дурочки Алиски, чтобы прибрать к рукам ее недвижимость? Не удивлюсь, если это так. Желающих срубить деньжат по-легкому всегда хватало.

Свидетельство о собственности на квартиру я благоразумно оставила у себя сразу, как только мы оформили приватизацию в равных долях. Алисиной я квартиру просто называла, но специально оставила за собой половину — хотя она мне была не нужна, — чтобы под кайфом с Алиски не могли вытрясти все, что плохо лежит. Если бы не моя прозорливость, думаю, такие ушлые девки, как Сабина, приделали бы ноги Алискиной квартирке, давно бы канувшей в небытие.

Я не уходила до тех пор, пока бывшая жиличка не вынесет свой последний тюк. Но когда я хотела у нее забрать ключ от входной двери, то мне было нагло заявлено, что ключ потерян. Наверняка эта дрянь хотела наведаться к Алиске без меня и прихватить все то, что я ей не дала сейчас вынести. Пришлось вызывать слесаря — в который уж раз! — и менять замки на входной двери, чтобы ни у кого, кроме дочери и меня, не было ключей. В том числе и у нерадивого папашки, который может привести в этот дом невесть кого. Прецеденты уже случались. Вспомнить хотя бы тетю Тамару.

Сначала я и родителям своим оставлять ключ от Алискиной квартиры не хотела, чтобы у мамы с папой не было соблазна посещать внучку ежедневно — СПАСАТЬ. А то наспасаются так, что мне их не удастся вытянуть из болезней. Как известно, частое общение с наркоманами близких родственников приводит к тяжелым последствиям. Но потом пришлось ключ все же им оставить: вдруг в квартире что-то произойдет, а Алиска — в загуле окажется. Не вскрывать же железную дверь, как консервную банку?

После того, как Сабина с дружком наконец-то отчалили, я сходила в ближайший хозяйственный магазин за перчатками и бытовой химией, и заставила Алису разгрести завалы мусора, оттереть газовую плиту, разморозить холодильник и навести хоть какой-то относительный порядок. Запустила стиральную машину с постельным, неизвестно когда стираным последний раз, бельем. Как можно так жить? Я, естественно, ей помогала. Одного мусора мы вынесли пять больших мешков.

Пока мы убирались, позвонил по городскому телефону какой-то Борис, с которым Алиса не захотела разговаривать, бросив трубку. А через полчаса стали звонить и долбиться в дверь. Алиска с опаской подошла и спросила:

— Кто?

— Это Гарик, — донеслось из-за двери. — А Борис внизу, в машине. Выйди, Алис, поговорить надо.

Дочь показала мне жестами, что ни выходить, ни общаться с этим Гариком она не хочет. А за дверью слышалось тяжелое дыхание двух мужчин, а вовсе не одного. Я слегка перетрусила, потому что мне пора было идти ночевать к родителям. Пришлось вмешаться:

— Алиса никому открывать не будет! Слышите? А если вы сейчас же не уберетесь, то мне придется вызвать милицию! Кстати, заявление об изнасиловании уже готово и лежит в нужном месте. И если вы с дружком не уберетесь немедленно с лестничной клетки, я дам ему ход! — прокричала я через дверь, и услышала, как непрошенные гости скатываются кубарем по лестнице вниз. Надеюсь, что у подъезда они подкарауливать нас не станут после моих угроз дать делу ход.

Они ушли и больше не появлялись, по крайне мере, пока мы с Алисой были в квартире вдвоем. Во время уборки я пыталась опять провести с Алисой беседу по поводу устройства на работу. И опять ничего не получилось. Как только я произношу ключевое слово «работа», взгляд Алисы стекленеет, и она перестает что-либо слышать и, кажется, — соображать. Не хочет она ни работать, ни учиться.

Мне же пора было уходить к родителям, чтобы преодолеть неблизкий путь до наступления темноты. В городе передвигаться вечером небезопасно. Придется заночевать у мамы с папой, потому что сегодня в Москву выезжать уже поздно. Только выспаться все равно не удастся, потому что я буду беспокоиться за свою машину, оставленную в их дворе, и прислушиваться — не вопит ли сигнализация. Хотя местные друзья-приятели научили меня не слишком доверять электронной защите, а ставить дополнительные механические блокираторы на руль и педаль газа. Так вернее.