– Всех? – шепотом спросил Женька.

– Я сама не ходила, – начальница бережно прислонила винтовку к стене. – Говорят, квартала нет. Разведчики наши под утро спать туда ушли. Вот такой вектор, Женя. «Глушилку» надо бы на колеса поставить, бродячей сделать. Да где там – ребята на колене собирали. А ведь есть эти – радиодивизионы спецназначения, всякие «Виражи», «Чайки»[38]. В тылу где-то работают, к гениальным наступательным операциям готовятся. Учти на будущее, Земляков, существует железное правило, в уставах почему-то не отраженное, – все в нашей армии имеется: и опыт, и силы, и средства. Но оно, это все, или слегка недоработанное, или в другом месте, или вовсе аккумулятор сел. Традиция советско-российской армии.

Женька повесил автомат на дверцу фанерного шкафчика, потоптался. Говорить, собственно, было нечего. Может, уцелели? Костя, разведчики. Там же щели были выкопаны. Может быть…

Начальница возилась с подсумками. Буркнула:

– Не майся. Война кругом. Мы не боги, и нечего зря тужиться. Вон, товарищ маршал Жуков Г. К. миллионные фронты в наступления двигал и ничего – народный герой. Интересно было бы лично с ним поболтать, ну да ладно. Садись. Капитан нам план города со свежими каракулями принес. Будем изучать вводные. Каждый агент должен знать свой маневр…

13.20.

Улица Академика Павлова.

Штаб 179-й отбр

Пришлось потесниться. В подвал набились человек двадцать связистов и командиров. Все попадали кто куда. Измученному капитану Варварину начальница очистила VIP-место на крышке стола. Народ похрапывал, а Катрин улизнула на улицу. Над северной и восточной частью города наступило затишье.

Женька водил обломанным ногтем по плану города. Карта была схематическая, выдранная из какого-то доисторического путеводителя. Новые кварталы, типа знакомой улицы Веснина, отсутствовали, зато план расцвечивали размашистые росчерки синего и красного карандаша. В общем, обстановка уже изменилась, а к завтрашнему решающему дню вектор изменится еще глубже. В улицах Женька вполне ориентировался. «Географическим кретинизмом не страдаешь», – как сказала начальница. Это похвала такая.

Завтра придется идти вот сюда. Кварталы уже будут под немцами, но просочиться можно. Плотность что у наших частей, что у немецких – низкая. Странная штука – окружение. Как хочешь, так и трактуй.

Женька сложил карту и пошел к печке – подсунуть пару расщепленных досок. Вокруг сопели и храпели люди. Запахов Женька уже особо не чувствовал, неудобства тоже. Что там Катерина плела про разделение на «них» и «нас»? Это кто делит? Глупости. Вот ляпнут на крышу 250 осколочно-фугасных кг, и кто погибших на том свете разделять на «местных» и «гостей» будет?

Явилась начальница, опять сердитая и озабоченная. Покрутила носом – видимо, дух в подвале был не из легких. Поставила на печку-бочку чайник. Словно по команде завозился, сел на столе капитан Варварин, попытался разглядеть часы на руке.

– Что со временем?

– Без пяти два, – ответила Катерина, доставая из кармана газетный фунтик с сахаром.

– Чего меня не разбудили? Не «котлы» у меня, а черт знает что.

– Мои возьмите, товарищ капитан. У меня лишние, – предложил Женька.

– Давай, – Варварин похлопал слипающимися ресницами, разглядывая часы. – «Хелеус»[39]? Богатеешь, Земляков? И кто тебя мародерству учит?

– Он сам учится, – пробормотала Катрин. – Втянулся.

– Естественно. Что вчера за история приключилась с массовым сбором трофеев и автотехники?

– Поддержали действия наших танковых войск. Без особого риска. Вы, товарищ капитан, словечко замолвите насчет награждения экипажа нашего танчика. Они там дали жару.

– Ты этот протекционизм брось, Мезина. Я и так помню. Живы будут ребята – их отметят. Сейчас все равно на ремонте ваш «танчик», ходовую ему латают. Что у нас с чаем?

В чай начальница вбухала весь сахар, раздала по сухарю и разломила плитку немецкого шоколада. Сама сидела на корточках, ковырялась в печке.

– Катерина, что за вызывающее выражение спины? – поинтересовался капитан, наконец разлепивший глаза.

– Я сейчас на узле связи околачивалась, – пробормотала Мезина. – Обстановка без изменений. У парка немцы нажимают. И у Клингородка без изменений.

– Пока ничего не получилось. Ну нет свободного транспорта, понимаешь? Генерал-майор в курсе. Обещают ночью всех вывезти. Сейчас все равно колонну разбомбят. У нас еще сутки есть.

Катрин глянула исподлобья:

– Сутки? Сейчас немцы злые. Майера мы съели. К вечеру «Kraas» выйдет к площади. Как там получится? Гарантии даешь?

– Гарантии? – зловещим шепотом поинтересовался капитан. – Охренела, товарищ младший лейтенант? А если к вечеру нас к ХТЗ вышибут? Как мы с объектом встречаться будем? Под личиной героических партизан-подпольщиков? Тут вся оборона трещит…

– Потрещит-потрещит и стабилизируется, – не менее злобно прошептала Катерина. – И с объектом этим вонючим мы встретимся. Сокровище, блин… Это наши отдельные внутренние дела. А раненые – это общее.

Женька наконец сообразил, о чем речь идет. В Клингородке на улице Тринклера расположен 1-й армейский сортировочный госпиталь. Раненые там остались. В «нулевом» векторе госпиталь успели эвакуировать лишь частично. 13 марта около 15 часов в Клингородке появились немцы. Эсэсовская команда некого Шульца. Точно звание этого урода установить не удалось. В корпусе № 8 сожжено около 300 человек. Пытавшихся выбраться из горящего здания расстреливали на месте. Раненых в остальных корпусах – с 14-го по 17-е марта. Ямы там во дворе…

– Здесь три машины, – сказала Катрин. – Дай пару бойцов. К вечеру здесь буду.

– А авиационное прикрытие тебе не выделить? ШАД[40]тебе хватит? Вы даже за город не выскочите. Перестань дурить.

– В сумерках проскочим, – упрямо сказала Катя. – Чего мне здесь пухнуть?

– Ну да, скучно тебе. Ты три машины как грузить будешь? По жребию?

– Не знаю, – Катрин с яростью пихнула в печку обломок доски. – Мне задача поставлена – помочь с рандеву. Я помогу. Завтра. А сейчас сидеть не стану. Я под Балаклавой из одного бывшего монастыря уходила. Почти последняя. Там, в монастыре, два санбата полностью остались. Море, обрыв, и три сотни побитой братвы, что даже гранату удержать в руках сил не имели. Понимаешь, я такое помнить просто не могу.

– Все сделаем. Ночью. Три машины все равно ничего не решат.

– Так дай больше.