– Ты, химнерих, совсем совести лишился! – возмутился Агилмунд. – Сумки набил, меча не вынув, так мало тебе!

– А я, гревтунг, меча вынуть не боюсь! – гаркнул гепид. У него от раздражения даже мясистый нос покраснел. – Хочешь поглядеть на мой меч?

«Черт! Сейчас ведь подерутся! – подумал Коршунов. – Надо что-то делать!»

Но что? Разводить этих амбалов – не для его комплекции и фехтовального мастерства. А на одном авторитете… на авторитете он мог бы урезонить Агилмунда, Тарвара или Скулди. Остальные, напротив, склонны были постоянно нарываться на скандал. Так у них принято: вождь, поднявшийся на другими вождями, должен постоянно доказывать, что он – круче.

А почтенные вожди расходились все больше и больше. Даже чаек напугали. В ругани не принимали участия только Тарвар, Скуба и Агилмунд, которого Коршунов предусмотрительно поймал за руку раньше, чем родич взялся за меч.

– Вы, готы, всегда наперед других норовите! – ярился химнерих.

– Это вы, гепиды, завсегда в хвосте волочитесь! – вмешался гот Беремод, который не смог не возмутиться, когда речь зашла о готах вообще, а не конкретно о гревтунгах.

– Нынче, Беремод, и тебе в хвосте волочиться, – язвительно напомнил Диникей. – Или забыл?

Верно, забыл беремод. Сразу замолчал.

Зато Диникей продолжал разоряться. И Химнерих ему подпевал.

«Взять, что ли, в десант сотню герулов? – подумал Коршунов. – Дерутся они подходяще…»

Наклонившись к Агилмунду, Коршунов вполголоса поинтересовался:

– У герулов добыча в общий котел идет, как у нас?

– В общий, – подтвердил Агилмунд. – Еще доли вождей и за храбрость, но так – на всех делят.

– Что ты молчишь, Аласейа? Чего ждешь? – потребовал Диникей.

– Жду, пока вы глотки драть перестанете, – сухо произнес Коршунов. – Тогда дальше говорить буду.

– Говори! – буркнул диникий.

– Ну спасибо, что разрешил, – усмехнулся Коршунов. – Потому что говорить буду как раз о вас, герулах. Скулди! Хочу тебе предложить…

– Скулди, опять Скулди… – проворчал Диникей, но Коршунов, не обратив на его реплику внимания, продолжал:

– Хочу, чтобы ты подобрал человек сто – и присоединился к команде «Коршуна».

– Тесновато будет, – заметил Агилмунд.

– Ничего, потеснимся. Согласен, Скулди?

– Согласен! – не раздумывая ответил Скулди.

Диникей задрал бородищу, даже рот открыл, намереваясь возмутиться… открыл и закрыл. Сообразил: в данном варианте шишки достанутся Скулди и его ближним сторонникам, а орешки все равно поровну делить.

Диникей заткнулся (как и предполагал Коршунов), зато заорал Химнерих. Но его никто не поддержал, даже Беремод, который с надеждой уставился на Коршунова: может, и его тоже пригласят?

Зря надеялся. Из тысячи с лишним разноплеменных готов Коршунов, с помощью Агилмунда разумеется, уже отобрал полторы сотни самых толковых в свою личную дружину, остальных же предпочитал держать на отдалении. Так удобнее и спокойнее. Может, самого Беремода он бы и взял в экипаж, но под Беремодом здесь аж три сотни родичей, так что он – тоже вождь. А вождю без дружины, хотя бы и малой, – непочетно.

– Ладно, Химнерих, хватит тебе яриться! – прервал Скулди поток красноречия Гепида. – Ты хоть годами и не молод, да вождь еще неопытный. Не тебе с Аласейей спорить.

– Да я… – начал Химнерих, но тут, в кои веки, и Диникей встал на сторону Скулди.

– Так и есть, – подтвердил он. – И какова твоя удача, нам неведомо. Ты ведь не в споре воинском, без славы риксом стал, Химнерих, это все знают. Да и у рода вашего удача невелика. Кабы не Аласейа, племянник твой, Красный, так бы и остался в рабстве. Не забыл?

Племянник у Химнериха – как кость в горле. Но есть еще, так сказать, долг рода. Перед Аласейей. Умолк Химнерих.

В общем, разъехались, вернее, расплылись относительно мирно. Одно не понравилось Коршунову: то, что Химнерих и Беремод сели в одну лодку.

«Если эти двое споются – будут проблемы, – подумал он. – Надо бы меры принять…»

Думал-то он правильно. Но с мерами – опоздал.

Третье мая девятьсот восемьдесят седьмого года от основания Рима

Коршунов спал на палубе, подстелив под себя одеяло. Второе, свернутое, положил под голову. Трирема, поставленная на оба якоря, носовой и кормовой, слегка покачивалась, ночи были исключительно теплые, и никаких комаров, разумеется… в общем, спать было вполне комфортно. Правда, немного мешал богатырский храп: Коршунов не один спал на палубе. Кому захочется спать внизу – в такую погоду! Но к храпу можно привыкнуть. Алексей привык… за пару недель плавания. Особенно если принять на сон грядущий стакан-другой качественного боспорского винца. Что, говорят, и для здоровья полезно. Это Коршунов еще в той жизни слыхал.

Рядом с Алексеем обычно укладывались родичи: Агилмунд, Книва, Сигисбарн. Для полноты компании не хватало только Ахвизры, но Ахвизра плыл на другом корабле – боспорском военном. Коршунов назначил его старшим над «боспорской эскадрой». Это ему Агилмунд посоветовал. «Пора, – сказал, – нашему Ахвизре учиться повелевать. А то так и проживет – в старших дружинниках». Ахвизра к власти не рвался и даже попробовал от руководства увильнуть. Но Агилмунд обладал поистине готским упорством и дружбана своего дожал. Ворча и не к месту поминая богов, Ахвизра перебрался на боспорский корабль. Там он через пару дней плотно скорешился с Тарваром. Сыну Крикши вообще-то полагалось плыть при своих, но он спихнул все на Скубу, переселился на «боспорца» и, оттеснив приданных кораблю Фарсанзом кормчих, целыми днями «рулил», впеременку с Ахвизрой, который тоже въехал в преимущества начальственного статуса (грести не надо, твоя пайка – первая, доля добычи – двойная) и уже на Агилмунда с Аласейей не бухтел. Печалился только, что подраться с римлянами ему не дали. Тарвар тоже печалился.

Вот они оба и заявились на «Коршуна» чуть свет, не столько опечаленные, сколько взбешенные.

– Этот плевок отхожего места, этот отпрыск дурной козы! Чтоб у него в бороде опарыши завелись! Этот проклятый всеми богами гепид!.. – ревел Ахвизра, перебудив всех на триреме еще раньше, чем поднялся на палубу.

– Ублюдок дохлой камбалы! Чтоб ему крабы яйца отгрызли! Чтоб ему из жопы акулу родить!.. – вторил ему более тонко, но не менее громко сын Крикши.

– Заткнитесь оба! – рявкнул свежеразбуженный и очень недовольный Коршунов. – Толком говорите!

Толком вышло еще печальнее.

Этой ночью два «обиженных» вождя, Химнерих и Беремод, сговорившись, угнали без малого треть боранского «флота» (кормчих, вероятно, запугали или убили) и самостийно направились к берегу, желая, так сказать, снять сливки. К сожалению, направились они не к Маркионополю (где им наверняка навешали бы по загривкам), а прямо к ближайшему населенному пункту, коим по карте Коршунова был ничем не примечательный городишко Тумос.