— Что расшумелись? Подождать, пока мы с Гвоздем поговорим, не можете? Вы еще песни хором поорите.

— Тс-с, — зашипел на товарищей Утбурд, — Гвоздь шума не любит. Давайте выпьем, раз в стаканах что-то есть.

Даша жадно глотнула теплого кальвадоса. От запоздалого страха мурашки бегали по ногам. Если бы не выдержала, за нож схватилась? Булькала бы сейчас мордой в пустое блюдо, взрезанным горлом пузыри пускала. Ой, Эле, куда ты меня пустила?

Когда в комнату влетел Костяк, девушка глянула на него очень холодно.

— Что вы здесь шумели? — хрипло спросил Лохматый.

— Ты чего вспотел? — невинно удивился Утбурд. — Все нормально. Нас твоя Аша обещала бычьими яйцами угостить. Так расписывала, аж слюни текли…

* * *

Возвращалась Даша под утро. Ноги слегка заплетались, но чувствовала себя девушка великолепно. За Лохматого так удобно цепляться, воздух чудесно свеж, и главное — завтра не нужно ни с кем чужим встречаться. «Деловые» оказались ребятами не такими уж страшными, но и без их общества Даша вполне могла обойтись.

— Уф, как хорошо на свежем воздухе. — Девушка привалилась плечом к крепкому забору, за которым темнели склады королевских мастерских. — Еще хорошо, что в «Треснувшей ложке» не курят.

— Чего? — насторожился Костяк.

— Чего-чего… Хорошо гулять, говорю. — Даша засмеялась.

— Завтра у тебя голова раскалываться будет. Меня начнешь крыть всеми своими заковыристыми словечками.

— Так то завтра будет. И я почти не пьяная. Люблю я гулять.

— А не страшно?

— Страшно? После попойки с твоими жуликами? Чего мне бояться?

— Ну смотри, темнота какая, будто в брюхе у аванка. Люди по домам сидят, запершись. Даже стражи нет. Одни дарки за добычей охотятся.

— Я добыча мелкая, непитательная. Да я и не слышала, чтобы дарки в городе людей жрали.

— Не слышала, потому что слышать не хочешь. Каждую ночь люди пропадают. Или мертвецами поутру оказываются.

— Мертвецами — это понятно, — Даша похлопала парня по боку, где под жилетом прятался короткий меч, который Лохматый почему-то именовал дагой. — Мертвецы не переведутся, пока злодеи «деловые» из города не исчезнут.

— Это ты зря. Серебро ребята и вправду любят, а мертвяки нам не нужны. Мы человечину не готовим. Даже с луком и кориандром.

Даша хихикнула:

— Настучали уже?

Лохматый вздохнул:

— Смелая ты бываешь до умопомрачения. А иногда тени боишься.

— Ты меня не пугай, тогда я и бояться не буду.

— Я тебя пугать не хочу. Я тебя поцеловать хочу, — пробормотал Костяк.

Поцеловать себя Даша позволила. Губы у Лохматого были горячие, жадные. И пах он как обычно — сыромятной кожей. Вообще-то было приятно. Но Даша оказалась прижатой к забору, и пришлось упираться парню в грудь. Костяк замер и прошептал:

— Тебе нравится быть красивой?

— Красивой — не знаю, не пробовала. А такой, как сейчас, — неплохо. Мне в штанах удобно.

— Штанах? Не уверен, что то, что ты на себя натянула, называется штанами. Штаны — это то, что я ношу. Почему ты всегда не хочешь быть такой? Яркой, красивой, нахальной?

— Не хочу, чтобы меня каждый день пытались расплющить по забору, — пояснила Даша. — И хорошо, что в штанишках я труднодоступна для всяких там балбесов.

Лохматый чуть отстранился:

— Ну, в тот раз я не вытерпел. Я извинился. Я понял. Что ты еще хочешь?

— Ничего не хочу, — легко сказала Даша.

— Так не бывает. Скажи, чего хочешь, и я… — Лохматый издал шипение, как кот, которому погрозили метлой. — Я хочу…

— Это называется — «признаться в любви», — безжалостно подсказала мучительница.

— Я уже признавался, — ошалело пробормотал Лохматый.

— В смысле — «выходи за меня замуж»? — изумилась Даша. — Но это же пошло! Что я — тридцатилетняя тетка?

— Я подожду, — мрачно заверил Костяк. — Тридцатилетние уж точно знают, чего хотят.

— Вот как? — Даша оскорбилась. — Я, между прочим, совершенно точно знаю, чего не хочу. Например, не желаю, чтобы меня трахали под дверьми, «барабанили» в кустах и тискали у забора. Я не экстремалка.

— Чего? Ладно, не важно, я понял. Ты, случайно, не можешь сказать, что и где ты ХОЧЕШЬ? Кроме как чесать и обхаживать тупого борова.

— Вас-Васа не тронь! — возмутилась Даша, посмотрела на кавалера и смилостивилась. — Можешь меня поцеловать, а я пока подумаю, чего хочу…

Целовались долго. В какой-то момент Даша обнаружила, что висит на шее парня, обхватив его ногами за талию. Почему-то особенно стыдно не было. Руки у Лохматого были сильными, и целоваться он явно стал лучше. Кстати, о забор было удобно опираться спиной.

— Да-аша! — урчал Костяк.

— Раздавишь, — пролепетала девушка без особой уверенности, — не нужно…

Лохматый осторожно поставил ее на землю. Голова кружилась. Вероятно, поцелуи как-то вдруг всколыхнули ведро кальвадоса. Даша погладила парня по щеке.

— Спасибо. За то, что штаны мне не порвал.

— А мог бы, — с дурацкой гордостью сказал Лохматый.

— Вот ты идиот! — рассердилась Даша и взяла парня за руку. — Пойдем, Эле волноваться будет.

* * *

Эле не слишком волновалась. Как ни странно, хозяйка полностью доверяла лохматому ворюге. Впрочем, Даше было не до деталей, очень хотелось лечь. Голова кружилась уже безо всяких поцелуев.

Утром голова уже не кружилась — она с треском и грохотом разваливалась на части.

Дождик все капал, но уже так, исключительно из принципа. В последние дни лило как из ведра — настоящая весна. Пока Даша допрыгала до Земляного вала, старые башмаки промокли насквозь, да и на подоле грязных клякс хватало. Теперь Даша сидела на камне, застланном тряпочкой, и смотрела, как полукровка кушает рыбу. Для существа, не привыкшего к речным продуктам, дарк расправлялся с жареной черноперкой просто виртуозно — два движения, и рыбья голова оказывалась в одной кучке, обглоданный хребет с хвостом в другой. Бренные останки аккуратно складировались у ног сидящего на корточках дарка — головы неизменно у правой ступни, хребты — у левой. Потрясающе пунктуальным существом был полудикий. Как говорила когда-то бабушка Даши — «в крови явно немец отметился». Ну от истинно арийского типа безносый полукровка был далек. Да и аккуратность у него была не германская, скорее какая-то японская, самоотрешенная. Это надо же додуматься — прибирать мусор в никому не нужных кустах на заброшенном валу. Хотя, если это поднимает самооценку коротколапого…

В узком кругу Даша уже давно называла старого знакомого — Мин. От «минимума», и в то же время слегка по-восточному, и с намеком на боевые качества швыряльщика-кидальщика. Полукровка не возражал, ему жутко не хватало общения. Покушать ему тоже не хватало. Он и не скрывал, что рад видеть не только Дашу, но и угощение. Голодную жизнь вел одинокий, никак не вписывающийся ни в один из социальных слоев Каннута полукровка.