«Червь! Мерзкий червь! – подумал Моисей. – Презренный шпион!»

Так и подмывало плюнуть в лицо Нафана, но Моисею удалось сдержаться. Элиуд, судя по тому, что он закусил нижнюю губу, тоже удерживался от какого-то поступка в отношении Нафана.

– Что ты, Моисей, – залепетал он. – Я никому не подчиняюсь, а Мардохея мне приходилось лечить два-три раза, когда у него застаивалась желчь… Я не понимаю, что происходит и в чем меня обвиняют?

– В пособничестве египтянам, – ответил Моисей, дивясь наглости Нафана. – Неужели ты скажешь, что не чинил нам вреда по указанию фараона?

– Будь проклят фараон и все его потомство! – взвизгнул Нафан. – Я не собираюсь не только служить ему, но даже вспоминать о нем! Мы обрели свободу…

– Да! – Моисей воскликнул столь громко, что вздрогнул не только Нафан, но и невозмутимый обычно Элиуд, которого трудно было пронять чем-то или тем более напугать. – Да! Мы обрели свободу, а такие, как ты, тянут нас назад! Для чего ты хранишь у себя данукет, дающий право беспрепятственного прохода к фараону?! Отвечай и говори правду! Время обмана для тебя закончилось, теперь только правдой и раскаянием можешь спастись ты!

– Я ничего не знаю! – завыл Нафан. – Ничего! Данукет у меня был в Египте, но фараон забрал его вместе со своей милостью! Нет у меня никакого данукета!

Моисей переглянулся с Элиудом.

– Я – честный еврей, зарабатывающий на жизнь целительством! Я никому не причинял вреда! – бесновался Нафан, колотя кулаками по ковру. – Будь прокляты оклеветавшие меня! О-о-о! Почему я должен расплачиваться за другие грехи?! Пощадите!..

Моисей понял, что сейчас Нафан ничего полезного не скажет. Надо дать ему время на то, чтобы успокоиться, успокоиться самому, а то ведь не столько хочется разговаривать с предателем, сколько ударить его. Да и хорошо бы узнать, что найдет у Нафана Аарон, чтобы предъявить Нафану доказательства его измены. Нафан нагл, лжив и увертлив, как змея. Ничего, и на змей есть своя сноровка…

– Пусть его свяжут, посадят в крытую повозку и стерегут неусыпно, – распорядился Моисей. – Завтра продолжим.

Элиуд вывел Нафана из шатра, передал воинам и вернулся обратно.

– Отныне я спокоен, – сказал он, – двенадцать воинов, сменяя друг друга утром и вечером, станут охранять покой Моисея. И это воины из числа тех, против которых я поостерегся бы выйти.

Моисей не стал возражать. «Пройдет немного времени, и я попрошу оставить при мне двоих, как это и было, а остальных отошлю, – подумал он. – Но не сегодня…»

Он ждал Аарона, но прежде явилась Ципора в сопровождении обоих сыновей и поинтересовалась, когда Моисей собирается спать сегодня и не нужно ли ему чего. Нетрудно было догадаться, что Ципора, прежде никогда не являвшаяся к нему с подобными вопросами, не утерпела и решила собственными глазами убедиться в том, что с ее мужем все в порядке. Моисей поразился тому, как молниеносно распространяются слухи даже в ночное время, когда их, казалось, было некому распространять, потому что все спят. Однако же вот – по глазам жены видно, что она знает о втором покушении. Беспокойство в ее больших глазах сменяется радостью от того, что все обошлось благополучно, и мелькают укоризненные искорки – говорила же я тебе, чтобы ты был осторожен.

Моисей ответил, что ждет Аарона, а потом можно будет и лечь спать.

– Завтра стоим на месте, будет возможность немного отдохнуть, – добавил он, и Ципора ушла, уводя за собой сыновей.

Находки, сделанные Аароном, неопровержимо доказывали вину Нафана.

Аарон нашел у Нафана данукет, который уже видел Моисей.

Также он нашел письмо от верховного жреца бога Ра Римоса, известного своей близостью к фараону. «Возлюбленный брат мой Нафан, – писал Римос, и это обращение уже говорило о многом, потому что к кому попало верховный жрец бога Ра, главного бога Египта, так не обратится. – Подобно тому, как отец продолжает присматривать за сыновьями, обретшими самостоятельность, наш божественный владыка фараон Мернептах не оставляет и не оставит своим попечением евреев, хоть и не всегда бывают они благодарны ему так, как положено быть благодарными. Тебе, достойнейшему из слуг нашего божественного владыки фараона, поручаю я наблюдение за всем, что происходит среди евреев. Стань глазами, ушами, устами и рукой нашего божественного владыки фараона, говори с верными от его имени, а неверных карай, говоря: «Так велел фараон Мернептах». Рано или поздно раскаяние охватит евреев, и они вернутся в Египет, и тогда ты будешь возвышен и вознагражден по заслугам…»

Нашел Аарон и флакон с ядом, которым были смазаны стрела и кинжал. Флакон хранился с величайшей предосторожностью – он был положен в кожаный мешочек с завязками, набитый овечьей шерстью, предохраняющей от разбивания, а мешочек хранился в деревянном ларце, тоже выложенном шерстью. Только сильный яд или какую-то опасную жидкость хранят с такими предосторожностями.

Но самой интересной стала четвертая находка – узкая полоска папируса, свернутая в трубочку и покрытая уже знакомой Моисею тайнописью.

– Это письмо было вложено в мешочек с какой-то сушеной травой, – сказал Аарон. – Я бы не нашел его, но Итамар начал щупать все мешки и нашел. Судя по всему, это письмо принес голубь. На таких узких клочках папируса египтяне обычно пишут то, что должны нести птицы.

– Голубь прилетает к нам из Египта? – удивился Моисей, не веря в такую возможность.

– Голуби особой породы, да еще и обученные должным образом, способны преодолевать и большие расстояния, не сбиваясь с пути, – сказал Аарон. – И к тому же они спустятся только к тому, кто подзывает их нужным способом – клекочет или издает еще какие-то звуки.

– Никогда не слышал о чем-то подобном, – сказал Моисей.

– Это способ сообщения между храмами, а жрецы не склонны выдавать свои секреты, – усмехнулся Аарон. – Я узнал о нем случайно, от одного жреца из храма Птаха в Мен-нефере. Он занимался обучением голубей, а также имел привычку напиваться и выбалтывать во хмелю храмовые тайны. Ты хочешь знать, что здесь написано?

Моисей кивнул, догадываясь, что в его руке – самая важная из находок.

– «Скорее отруби голову», вот что там написано, – сказал Аарон. – И я понимаю это так – скорее убей Моисея! Нет у нас другой головы, которую так бы сильно желал отрубить фараон, и ты, брат мой, знаешь это!

«Теперь Нафан признается и расскажет все! – подумал Моисей. – Такие доказательства сломят любое сопротивление, а он ведь не из самых стойких»…

Утром, как только отзвучали трубы, в шатер к Моисею и Ципоре вошел Иофор.

– Поздравляю тебя с благополучным избавлением от очередной беды, Моисей! – возвестил он с порога. – Удалось ли тебе поспать в эту ночь?

– Только лег, и уже вставать! – ответила Ципора отцу.

Тон ее голоса был ласковым, с привкусом гордости. Она не осуждала и не жаловалась, а говорила: «Вот каков муж мой, Моисей, неутомимый и работящий».